Мне не спалось. Странное дело: минуту назад казалось, что я усну при одном виде постели. Но этого не случилось даже тогда, когда я почувствовала приятный холодок постельного белья.
Ворочалась я с боку на бок, а потом взяла да оделась. Вышла на крыльцо, благо светила ярчайшая южная луна…
Без солнца нет на земле жизни. Это непреложная истина. Но есть и другая истина: без луны было бы значительно неуютней. Много неуютней.
Эти глубокие мысли пришли мне в эту ночь. Не смейтесь: они действительно казались мне именно такими.
Виною этому ночной пейзаж. Все вокруг окрасилось в молочный цвет. Такой цвет впервые я увидела здесь, в горах. Он особенный, в степи такого не бывает. Его породила большая яркая луна. Только она.
И вдруг я слышу:
— Айрума! Айрума! Айрума!
Слышу явственно, четко.
Непонятное слово доносится откуда-то сверху, с горы. Что это? Имя чье-нибудь? Или условный зов? Я это слово как-то уже слышала однажды ночью.
— Айрума! Айрума! Айрума!
Может, это таинственные сигналы марсиан? Во всяком случае, странно звучат они в ночи.
— Айрума! Айрума! Айрума!
Голос то замирает, то раздается где-то совсем рядом, над самым ухом.
Я любовалась ночным пейзажем не меньше часа.
А вот уж после этого уснула как убитая.
Утром я попросила свою хозяйку объяснить мне, что значит таинственное слово «Айрума».
— Ах! Ах! — всплеснув руками, воскликнула она. — Молния на его голова! Гром его убивай! Это Шанаф! Он медведь гоняй, который кукуруза кушал…
Смыр разъяснила, что «Айрума» — это припев из «Пляски медведей». Шанаф воспользовался им, чтобы пугать непрошеных любителей кукурузы в пору ее молочно-восковой спелости…
3
Директор созвал педагогический совет. Обсуждались вопросы, связанные с первой неделей нового учебного года. Присутствовали все педагоги, в том числе и учитель по основам сельскохозяйственного производства — молчаливый молодой брюнет, и учитель по труду — спортивного вида товарищ. Мы, преподавательницы русского языка, сидели в одном ряду.
Кирилл Тамшугович, занимавший место в голове стола, казался совершенно подавленным. Он был небрит, как и при нашей первой встрече, говорил замогильным голосом, старался не глядеть нам в глаза.
С точки зрения формальной дела обстояли неплохо: год начат вовремя, педагоги на месте, почти все учащиеся школьного возраста привлечены к учебе. Явился даже Есыф Базба.
Все эти положительные моменты были перечислены, ко всеобщему удовольствию, заведующим учебной частью. Но вслед за этим начались жалобы педагогов: кое-где не вставлены еще стекла, одна из дверей плохо закрывается, мел попадается сырой, тряпки для досок отвратительные. Это вроде бы мелочи. А вот недостатки и посерьезнее: тесна и очень неудобна столярная мастерская, нужны слесарные инструменты. Мало лопат, кирок и цапок. Плуг надо ремонтировать. Преподаватель по физкультуре начисто забраковал почти весь спортивный инвентарь…
— Знаю, знаю, — говорил директор.
Он мрачно взывал к нашей самодеятельности, предлагая сделать все возможное, а тем временем, дескать, он примет все зависящие от него меры.
Подняли вопрос о дровах. Директор заявил, что в самые ближайшие дни ему обещали завезти достаточное количество дров. Так что вопрос этот можно считать решенным.
Заседание продолжалось часа полтора, а могло бы закончиться и раньше, если бы не чрезмерные, на мой взгляд, жалобы преподавателей по труду и физкультуре.
Вот уже несколько дней село живет делом Романа Смыра. Его проделки переполнили чашу терпения крестьян. В районный центр — в исполнительный комитет — посыпались заявления. Рассказывали, что скопились десятки таких заявлений. Как только не честили этого Романа! Какие только факты не приводились в заявлениях!
И вот в один прекрасный день на легковой машине прикатил товарищ из района. Прикатил и тут же заперся в кабинете председателя сельсовета.
Рассказывают, что в этот же день, когда должна была решиться судьба Романа, наглый торговец заявил:
— Я стою на этом месте прочнее, чем эти горы.
А «это место» значило прилавок.
Тем не менее в сельский Совет поодиночке вызывали авторов заявлений, в том числе и одного из наших педагогов. Все показания старательно записывались. К концу дня, говорят, набралась пухлая папка бумаг, которая непременно должна была раздавить Романа или любого подобного ему жулика. Но человек, как говорится, предполагает…