— Нет, — весело отозвался он. — Я стою всего-навсего на грани стиляжества. До настоящего стиляги не дорос.
— Где же находится ваш телевизор? И откуда собираетесь принимать передачу?
— Телевизор у председателя колхоза. А передача из Сочи.
— Меня хозяева не приглашали, — сказала я.
— В том-то и дело, что приглашали! А мне будет очень приятно, если такая девушка составит мне компанию.
— Обычно говорят наоборот…
— Согласен. Пусть будет наоборот. Я плохо воспитан. Разных светских тонкостей не знаю.
— А пора бы.
— Хотите сказать, что я уже достаточно стар?
— А вас обижает это?
— Что?
— Старость.
— Как сказать? Пока — нет. Но скоро, вероятно, будет обижать.
Нурбей Ясонович внешне интересен. Высокий рост, широкие плечи, крепко посаженная голова. Но в нем много франтовства, я бы сказала резче — мужской самоуверенности. Приглашая меня, он не сомневается, что я не откажусь. Мне хочется отказать ему, проучить чисто по-женски. Но, с другой стороны, любопытно посмотреть на телевизор здесь, в горах, среди горцев. И я соглашаюсь.
— Это удивительно, Нурбей Ясонович, не правда ли?
— Что именно? — Он картинно повел бровью.
— Телевизор в горах.
— По-моему, ничего удивительного. Я собираюсь своей старушке газовую плиту соорудить. Это будет похлестче.
— Газ привозить будете?
— Это не проблема. Скоро куплю автомашину. Я уж записан в очередь. Спецсписок! Буду возить баллоны с газом раз в месяц. А телевизор — что? Ни один телевизор в мире не сравнится с вами. Что, не правда?
Шутка плосковатая. Я не могла простить.
— Спасибо за сравнение. С таким же успехом можно уподобить вас шифоньеру с костюмами. Но это сравнение не будет свидетельствовать о хорошем эстетическом вкусе его автора.
Никакого впечатления! Он слишком влюблен в себя, чтобы допустить мысль о том, что его решаются унизить или уколоть.
— Наташенька, да не ругайте вы меня! Через час будьте готовы.
— Могу и раньше.
— Вы девушка на большой палец!
Он сбежал с лестницы и помчался на кухню.
Такие люди сохраняют прыть и беззаботность до ста лет. Мать, говорят, давно и безуспешно подыскивает ему невест. Я ей как-то сказала, что такие, как Нурбей Ясонович, не женятся. Она обиделась.
Махти Базба, председатель колхоза, встретил нас радушно. Его дом у самой Гвадиквары. Река шумит, без конца распевает свои горные песенки.
Я перезнакомилась со всей многочисленной семьей председателя. Дети все в отца — настоящие альбиносы. Белокурые ангелочки. Бегают, шумят, что-то тараторят без конца, вроде Гвадиквары.
Махти поначалу повел официальный разговор.
— Товарищ Наташа, — сказал он, — как живется вам в нашем селе?
— Неплохо.
— Не обижают?
Он был далек от шутки. Поэтому я отвечала ему в тон:
— Отношение ко мне самое хорошее.
— Товарищ Наташа, мы, советская власть, обязаны заботиться о вас, работниках просвещения. Это наш священный долг.
После этой неподражаемо точной формулировки, произнесенной, надо отдать справедливость, с большим достоинством, Махти бросил взгляд на ходики: стрелки приближались к заветному часу. Сумерки стремительно наступали. Кто-то включил электрический свет.
Телевизор стоял на старинном комоде. Устанавливал его не кто иной, как Нурбей Ясонович. Он с таинственным видом ходил вокруг аппарата, проверял антенну, приделанную к высокому дереву, дергал провод, чинил штепсельную вилку.
— Извините, — сказал Махти, поднося мне рюмку водки, — но мы очень просим. Для аппетита. Все выпили, кроме вас.
Я отказалась. Он не отставал.
— У нас сегодня праздник, — говорил он. — Нельзя в праздник без вина. Русский обычай и абхазский одинаковы.
Мне пришлось слегка пригубить.
Понемногу собирались соседи Махти. Он их сзывал со своего крыльца зычным криком. Те отвечали ему и вскоре появлялись на зов.
— Лишь бы свет не погас, — беспокоился Нурбей Ясонович. — Возьмет какой-нибудь товарищ на станции и выключит.
— Зачем же выключит? — спросила я.
— Захочет прогуляться — и выключит…
Махти вступился за электрика. Он сказал, что хотя станция и не велика, а с большой поспорит. Свет в Дубовой Роще ярче, чем в Сухуми. А электрики поста никогда не бросают. Вот так!
В восемь часов вечера многочисленные зрители с трудом разместились в просторной комнате. Горцы чинно переговаривались, покашливали, не спуская глаз с экрана.
Вот щелкнул выключатель… Заговорил мужской голос, и на экране появилась телевизионная таблица. Нурбей Ясонович отрегулировал изображение. Эту таблицу смотрели минут двадцать. А потом появилась девушка и поздоровалась с нами.