Косвенная защита деревенского знахаря мне не понравилась.
— А вы признаете, что он колдун? — в упор спросила я.
— Колдун? При чем здесь колдун? — возразила Смыр. — Но глаз у него плохой, а язык — и того хуже. Я очень его боюсь.
— Боже мой! — воскликнула я. — Может, вы объявите его кудесником?
Нет, это слово никого не устраивало. Начался спор. В нем приняли участие все учителя, за исключением Кирилла Тамшуговича. Он молчал. Только слушал…
Георгий Эрастович заявил вполне серьезно:
— Наталья Андреевна, никто из нас не верит в чертовщину, однако нельзя отрицать факта: бывает в человеке некая исключительная способность.
Я не смогла не возразить:
— Какая это исключительная способность, Георгий Эрастович?
Он пожал плечами.
— Гипнотическая, — подсказал физкультурник.
— Значит, Базба — гипнотизер?
— Отчасти, — ответил Георгий Эрастович. — Это очень сложный вопрос. Если вы придете хотя бы к тому же председателю колхоза, у которого смотрели телевизионную передачу, — передовому, по нашим понятиям, человеку, то он, смею уверить, никогда не позволит вам ругать Базбу Машь. Напротив, постарается убедить вас в том, что Машь — человек непростой и сила в нем непростая.
Было совершенно очевидно, что Машь Базба вызывал к себе уважение даже в среде педагогов. А что же говорить о крестьянах?
Наконец вмешался директор. Он сказал, что, когда говорят о борьбе между новым и старым, не следует это верное марксистское положение понимать упрощенно. Если педагогический коллектив — цвет села — не вполне единодушен в отношении к знахарским приемам Базбы, то это и есть одно из проявлений борьбы нового со старым. И новое и старое в нас самих. В нас борются два начала, вернее, два направления. Весь вопрос в том, что переборет. Телевизор, радио, электрический свет, с одной стороны, и Базба, с другой, — антиподы. Добавьте к этому сельскую интеллигенцию, вот и получится реалистический образ сегодняшней Дубовой Рощи. Если вопрос этот углублять дальше — мы придем к необходимости…
Директор глянул на часы.
— Пора звонить… Но в одном мы должны быть совершенно тверды: с Базбой у нас не может быть мира, так же как с горой Бабрипш. Они — это беда! А мы чрезмерно благодушны.
Мне была оказана недвусмысленная поддержка. В душе я очень благодарила Кирилла Тамшуговича.
С тем мы и разошлись по классам.
Смешная история произошла в шестом. О ней рассказала нам географичка — пожилая, болезненная женщина. Вызывает она мальчишку, не отличающегося примерным поведением. Стоит он у карты, знаки подает своим товарищам — таким же шалунам, как сам. Словом, дурака валяет. «Ладно, — думает учительница. — Я тебя проучу». И говорит ему:
— Покажи-ка мне границы трех морей, а потом — трех хребтов. А каких, я сейчас скажу.
Ученик настороженно поглядывает на друзей: на подсказку надеется.
— Покажи мне, — говорит учительница, — Каспийское море, а потом Красное, а потом Черное.
Мальчик долго разглядывал Западное полушарие, потом неторопливо обратился к Восточному. Поиски продолжались довольно долго.
— Сколько прикажешь ждать? — строго спросила учительница.
Прошло еще несколько минут, в течение которых не удалось обнаружить ни Каспийского, ни Красного, ни Черного морей.
И вдруг… Вдруг ученик резко поворачивается на каблуках и серьезно спрашивает учительницу:
— А можно я покажу лунные моря?
— Какие, какие?!
— Лунные.
Географичка была озадачена. Однако быстро нашлась:
— Ну, что ж, расскажи что-нибудь о лунных, если тебе незнакомы земные.
Мальчик берет в руки мел, чертит на доске большой круг и, что-то мысленно прикинув, указывает на левую четверть нижнего полукруга.
— Вот здесь море Спокойствия. А здесь — море Ясности.
Географичка плохо представляла себе лунные моря. Однако, по ее словам, сделала вид, что прекрасно разбирается в селенографии. Но тут же потребовала, чтобы ученик сошел теперь на Землю, где имеются Альпы и Кавказ, кои и надлежит немедленно разыскать.
Мальчик, верный себе, все-таки начертил их на том самом диске, который красовался перед всем классом, то есть на луне.
Географичка поставила ему «пять» за находчивость. По-моему, поступила вполне логично.
Накрапывал дождь.
Мы были одеты легко и жались друг к дружке — я и Смыр. Губы у нее были синие. Жаловалась на озноб. Съежилась вся. Походила на козулю-подранка. Вероятно, и я выглядела так же… Нет ничего хуже моросящего осеннего дождя! Но приходится терпеть, как и многие другие неудобства на этом свете.