— Почему?
— Женщина — существо нежное. Она без любви умирает.
Класс дружно захохотал. Попыталась навести порядок, но ничего не вышло. В общем, потеряли мы не менее двадцати минут.
— Ну что, успокоились? — сказала я. — А теперь отвечай: почему же все-таки женщина без любви умирает?
Ученица пролепетала:
— Потому что любовь не дружба. От дружбы не умирают, а от любви — да.
Словом, хлебнула я с этими девчонками горя. Трудно с ними: вроде бы не взрослые, но желают понимать не меньше взрослых…
Другой случай более неприятного свойства. С некоторых пор я стала замечать, что одна из учениц, отличавшаяся любознательностью и живым умом, понемногу теряет интерес к занятиям. Пишет работы все хуже и хуже. Готовит уроки плохо. Отвечает рассеянно. Она красивая: высокая, стройная, с симпатичным личиком, глаза — что черная смородина. Старше своих подружек — ей пятнадцать лет.
Я несколько раз вызывала ее для беседы с глазу на глаз. Однако все безуспешно: добиться перелома не удалось. Не удалось даже выяснить, в чем причина, а причина, несомненно, имелась. Тогда я приступила к ее подругам. И вот одна из них заявляет:
— Разве не замечаете? Она влюблена.
— Кто? — спрашиваю.
— Нина.
— Как так влюблена?
— Есть один человек. Он в Гудауте работает.
— Молодой?
— Нет, старый. Ему двадцать пять лет.
С трудом удерживаюсь от смеха. Беру платок и делаю вид, что сморкаюсь.
— Так, значит, старый?
— Старый.
— Во-первых, не время заниматься такими глупостями.
Девочка соглашается со мной.
— Во-вторых, учиться надо.
Девочка убежденно говорит: она не может больше учиться. Она заболеет.
Ну, что делать с этими противными девчонками?
Иду я как-то по дороге. И не заметила, как нагнала меня машина. Слышу, что-то громыхнуло рядом, и окутали меня клубы пыли.
— Здравствуйте! Привет!
Из кабины выглядывает Омеркедж-ипа, скалит в улыбке зубы. Протягиваю ему руку. Он больно пожимает ее своими ручищами.
— Как живете?
— Хорошо живу. А вы?
— Мое дело — баранку крутить. Это я умею. Значит, морской порядок!.. Дети у вас в печенках сидят или еще их терпите?
— Зачем же, вполне терплю.
— Замуж не вышли?
— Что вы!
— А что? — Омеркедж-ипа закуривает папиросу. — Разве такая, как вы, останется без мужа? Да еще где?! В Дубовой Роще! Разве здесь перемерли мужчины? Скажите, перемерли?
Я смеюсь:
— Нет еще.
— А может быть, ослепли?
— Тоже нет.
— Что же с ними случилось? Такая красавица, а ходит незамужняя. Вы Наташа, да?.. Слушайте, Наташа. Эта Дубовая Роща удивительная. Не сама по себе. А люди. Они очень странные. Одно говорят, другое делают. Вы, наверно, крепко засели в сердце какого-нибудь джигита. Он молчит, ничего не говорит, а потом — фьюй! Украдет!..
Я смеюсь:
— А зачем красть? Сама пойду. Если, конечно, понравится.
Он восхищенно посмотрел на меня.
— Правильно! Вы, Наташа, молодец! Хотите, подвезу?
— Спасибо. Я гуляю.
Омеркедж-ипа поморщился. Точно съел барбарисовой подливки.
— Знаете, Наташа, это село не поймешь. И таким оно может показаться и этаким. Остерегайтесь жуликов. Здесь работает один. Роман его имя. В ларьке.
— Знаю его.
— Жулик! Его слово как воздух — ничего на весах не тянет. Его язык как мед, а потом как желчь. Он в каждом селе имеет жену. Там молодая, там старая, там богатая, там бедная. Большой жулик! Но богатый.
— Я жуликов не боюсь, — говорю, — даже богатых.
— Хорошо! — кричит шофер, включая мотор. — Значит, ехать не хотите? Будьте здоровы! Привет!
Я помахала ему рукой.
Если на дело взглянуть сугубо философски, то станет ясно, что в мире немало ангелов-хранителей. Одним из них, несомненно, является шофер грузовой машины из села Буковая Роща Омеркедж-ипа.
Декабрь или не декабрь? Просто не верится: тепло, солнце сверкает, зелень вокруг.
— Настоящий огонь, — говорю и киваю на солнце.
Кирилл Тамшугович уточняет:
— Нерукотворный реактор, дающий энергию солнечной системе.
Мы идем берегом Гвадиквары. Буйная речка рычит и пенится у нас под ногами. Вода в ней чистая, как линза.
Кирилл Тамшугович обещал показать мне древний храм, вернее, то, что от него осталось. Полностью сохранились стены, фрески над алтарем. Купол обвалился, и сквозь глубокий колодец округлой башни виднеется синее южное небо.
Храм стоит на взгорье. Гвадиквара плавно огибает его, создавая естественную защиту храма-крепости.
— Он возведен в восьмом веке, — поясняет Кирилл Тамшугович. — Поглядите на эти формы. Все в них пропорционально. А вот камень с надписью: «Во славу божию я, царь абхазский…» Ее расшифровал археолог, приезжавший из Сухуми.