Мы прошлись по пустым классам.
В этом доме занимаются ученики с первого по седьмой класс. Старшеклассники в том, другом здании. Смыр сообщила, что дисциплина среди учеников неплохая, и это объясняется в какой-то мере традициями: младшие обязаны почитать старших и слушаться их. Я мысленно представила себя за учительским столом. Увидела перед собою сорок пар любопытных глаз. И невольно вздрогнула… Хотя нам, студентам, и приходилось давать пробные уроки, однако настоящий урок — совсем другое дело. Признаюсь: мне захотелось, чтобы поскорее наступило первое сентября, захотелось с головой окунуться в дело.
Я придерживаюсь взгляда, что нигде не требуется так много самоотверженности и любви к работе, как в преподавательской деятельности. Надо или страстно любить школу, или уходить от нее подальше. Половинчатость абсолютно противопоказана. Только в этом случае ты одинаково хорошо будешь себя чувствовать в Ростове, в Сибири или в Дубовой Роще. Трудно было загадывать, как сложится моя жизнь в этом селе. Но, говоря откровенно, очень хотелось бы пройти через все испытания, какие положены в таких случаях, и получить то, о чем я мечтала еще в университете: удовлетворение от работы, от полной отдачи себя любимому делу…
Школьное здание, классы и школьный двор, обсаженный яблонями, производили в общем неплохое впечатление. И по-настоящему я обрадовалась, когда заметила проводку в классах, хотя еще не было ни выключателей, ни ламп — одни шнуры.
— Ой! — вскрикнула я и захлопала в ладоши.
Смыр удивилась.
— Что случилось? — спросила она.
— Здесь есть электричество? — спросила я.
— А как же! Правда, не везде. В пяти километрах отсюда, на реке Гва́диква́ра, построена электростанция.
— Чудесно, — сказала я. — Люблю читать по ночам. А вы?
Смыр пожала плечами. Сказала, усмехнувшись:
— Муж мешает.
И подмигнула.
Я снова покраснела. А Смыр захохотала и, указывая на меня пальцем, проговорила:
— Милая моя, вы совсем еще девочка! Хотите, я буду вашей наставницей?
— Ну что же, — сказала я совершенно машинально.
Где-то негромко хлопнула дверь.
— Пришел, — сказала Смыр. — Пойдем в учительскую. Поговорим с ним.
Директор угрюмо сидел за столом.
— Не явились, черти, — проворчал он. — Придется жаловаться в район. Стыдно школе без ворот.
Предложить нам стулья он не догадался. Или был очень расстроен, или плохо воспитан.
— Пес с ними! — сказал директор, шумно отодвигаясь вместе со стулом. — Давайте поговорим. Надеюсь, товарищ Смыр кое-что успела вам рассказать.
Он метнул на учительницу хитроватый взгляд. Та поняла его намек и горячо возразила:
— Мы говорили о последних модах и не успели перемолвиться о деле. И потом, мы ждали вас…
— Ну что ж, это неплохо. Давайте присаживайтесь. — Он помолчал. — Я, кажется, становлюсь груб. В этой дыре легко огрубеть…
Смыр подмигнула мне и тотчас же приняла серьезный вид. Нет, она была занятной женщиной, и я подумала, что подружусь с ней.
Директор был настроен весьма скептически. До начала учебного года оставалось несколько дней. Как вести перестройку занятий? Если всерьез говорить о тесной связи школы с жизнью, — нужны преподаватели. Инструкций по этому вопросу много. В министерстве только и заняты тем, что бумажки пишут да по телефону командуют… А кто у нас будет преподавать основы сельскохозяйственного производства? Утром звонили из района — обещали прислать специалиста, а пока, говорят, привлеките к работе колхозного агронома. Это, стало быть, человека, который по горло занят. А кто будет вести трудовое обучение? Позарез нужен преподаватель по этому предмету.
— Вам мы дадим пятый, шестой и седьмой классы, — сказал мне директор, ударив себя ладонью по макушке. — В одном из них вы будете руководительницей.
Он настороженно взглянул на Смыр и, справедливо предположив, что я уже знаю кое-что о происшествии в его личной жизни или, во всяком случае, скоро узнаю об этом, не без ехидства сказал, что была, дескать, тут одна преподавательница, да сбежала. И высказал надежду, что это не случится со мной.
Я заверила, что совершенно гарантирована от подобных вещей.
Он уставился на меня карими усталыми глазами и сказал: