Вертолет прошел на уровне наших ног и скрылся в глубокой пропасти.
— Я знаю его брата, — сказала я.
— Его брата?
— Он подвез меня на своем грузовике.
Смыр прищелкнула языком:
— Этот Омеркедж-ипа — красавец. Увидите — влюбитесь.
— Тоже скажете!
Мы все шли и шли, а конца пути не предвиделось. Смыр все твердила: «Скоро, скоро, за поворотом». Мы идем, а поворотов не счесть. Но я была предовольна: не повидать всех этих красот просто грешно. Люди покупают себе путевки, тратят сбережения, чтобы полюбоваться горами, а я вижу их и любуюсь по месту службы, мне за это еще и денежки платят.
Дубовая Роща лежала внизу, размыканная на хутора и одинокие дворики. На зеленом ковре — серые четырехугольники крыш. И только одна из них выделялась своим цветом — крыша сельского Совета.
К великому своему удовольствию, меж гор я разглядела кусочек бирюзы. Сначала не верилось, что это море. Но Смыр убедила меня, что это именно море. Казалось, я взошла на крышу мира: подо мною море, подо мною горы и пропасти, отсюда вижу рождение рек и ледников. Незабываемая картина!.. А как легко дышалось! Воздух сам струился в легкие, и от него кружилась голова, — так он был свеж и чист!
Дом колхозного бригадира Смыра стоял в конце небольшого зеленого двора. Трава казалась специально подстриженной, необычной, декоративной. Это был зеленый ковер. По периметру, вдоль плетня, красовались молодые яблони и груши.
У ворот нас встретил важный курлыкающий индюк. Хозяин и еще какие-то мужчины и женщины спешили нам навстречу.
Мужчины здоровались за руку, женщины целовали меня. Надо знать, что здесь считается неприличным чмокать в губы, а следует осторожно прикладываться щекой к правому плечу или к шее. Кое с кем я уже была знакома. Здесь оказались председатель сельского Совета и бригадир Бутба, тот самый толстяк, который провожал меня на квартиру.
— Скоро придет и ваш директор, — сообщили мне. — И председатель колхоза тоже придет.
Пока собирались приглашенные, мужчины играли в нарды — восточную игру, которую я наблюдала впервые. Чтобы играть было интереснее, делались небольшие денежные ставки. Женщины сновали возле постройки, стоящей поодаль от дома. Судя по дыму и запахам, доносившимся оттуда, это была кухонька.
Я оказалась в центре внимания. Меня всячески пытались развлекать, а это вовсе не нужно было, потому что все для меня казалось новым и любопытным.
— У вас нынче много гостей, — сказала я Вере Коблуховне.
— Этот обед в вашу честь, — объяснила она. — Вы же гостья наша. И вы должны покориться своей участи.
Ничего другого не оставалось, как примириться с этим. Признаться, очень утомительно, когда тебя изо всех сил развлекают.
Чтобы выйти из неловкого положения, в которое невольно попала, я решила пойти на кухню и посмотреть, что там делается. А там взяла полотенце и стала вытирать мокрые тарелки. Как мне потом рассказали, я вызвала целую сенсацию: вот, дескать, горожанка, а черной работы не чурается, сама в гостях, а ведет себя словно родственница. А еще я узнала, что своим поведением снискала славу первой невесты на селе. Слава довольно сомнительная, если принять во внимание, что я всегда презирала наивных девушек, которые выставляют себя в качестве готовеньких невест. Но, видит бог, все произошло помимо моей воли.
Несколько дней спустя после этого обеда моя старушка сказала мне, чтобы я не выходила замуж за такого-то или такого-то (всех имен я и не упомнила), если они попросят моей руки. Это бездельники, сказала она. Мне было смешно, но женское тщеславие нет-нет и просыпалось во мне.
Я почему-то вспомнила Женю Пархоменко, моего однокурсника. Он ухаживал за мной, а женился на другой. Та, говорят, была дурнее меня и внешностью и характером. Вот этого бы Женю сюда, чтобы собственными глазами убедился, какое «сокровище» он упустил! Впрочем, я и не жалею, что все так случилось. Все в этом мире к лучшему…
Однако стоит вернуться к обеду.
В общем, он прошел очень празднично: с пением и плясками, с длинными застольными речами. Пили очень много — разумеется, мужчины. Но пьяных не было. С каждым тостом все становились вежливее и внимательнее, чтобы — упаси бог! — не выдать своего опьянения. На все это обращала мое внимание Смыр. Она подсаживалась ко мне и нашептывала на ухо.
Кушанья были в какой-то степени для меня привычные: перец, помидорные подливы и прочие пряности. Мамалыгу мы и на Дону любили. К ней мы пристрастились, когда проводили летний отдых всей семьей в Адыгее. Я обратила внимание на то, как вкусно отварено мясо. Это, наверное, здешнее искусство. Мясо было мягкое, ароматное, и куски мне подавали отборные — сами во рту таяли.