– Тётя Рая мне потом и рассказала, как всё случилось. Понятия не имею, откуда мама узнала об этой женщине, наверное, кто-то подсказал поменять обручальное колечко. Ведь о парюре, которую отец сохранил, никто не знал. Кроме неё, кажется, ещё что-то было, какие-то украшения. – В этот момент Ленка даже вздрогнула, о богине Кали и алмазах она и думать забыла, представляла девочку, забирающуюся в громадный шкаф, чтобы поспать, потому что сил совсем не осталось, очень холодно и от голода болит живот. – Я эту женщину буду называть просто «она», ладно? До войны Она вроде бы работала директором магазина, а потом его разбомбили, но Она знала, как попасть на склад. Правда это или нет, не важно. Просто у Неё были продукты и Она их охотно обменивала на драгоценности, только на драгоценности и не на что другое.
– Представляю, какой был курс, – буркнул Макс.
– Не представляешь. Так или иначе, но эти продукты помогли нам выжить. Мне, маме и тёте Рае, которую мать подкармливала, чтобы она смотрела за мной. Потом мама ушла менять перстень из парюры, остался только он и колье, но не вернулась. Мы с тёткой Раей ждали сутки, а с утра пошли узнать. Она боялась оставлять меня одну в квартире, ведь соседи… В общем, к тому времени уже никого не осталось, лишь мы трое… Лена, не плачьте, пожалуйста. Всё давно-давно уже прошло, вот я, живая и здоровая. – Ленка, только теперь сообразившая, что ревёт, уже всё лицо мокрое, поспешно утёрлась рукавом. – В общем, мы добрались до этой женщины, но Она сказала, что мать мою давно не видела и ни про какой перстень, естественно, не слышала. Ну а потом нас эвакуировали и всё закончилось не так плохо.
Люк, недовольно дёрнув ушами, заглянул в комнату, удивляясь, чего это люди не спят. Совсем бесшумно прошёлся в глухой тишине, мягко вспрыгнул на стол, тронул лапой колье, но не заинтересовался, улёгся под лампой, принялся размеренно вылизывать мохнатый бок.
– Ну, хорошо, – наконец, протянул Макс. – Допустим, это тот же самый перстень. И что? Может, его кто-то нашёл, когда твоя мама?.. Нашёл, в общем.
– Точно, нашёл. В обмен на тушёнку и сухое молоко, – Элиза Анатольевна пощёлкала клавишей ноутбука, картинка на экране отъехала, показывая, что на ней всё-таки не только рука, а вся певица Степашка целиком. – Видишь, заколки? Они из парюры.
– Хорошо, хорошо, – Макс недовольно мотнул головой. – Пусть у этой… Фили откуда-то взялись ваши украшение. Как они у неё оказались, вопрос отдельный. Но ты-то что хочешь? Вернуть их? Во-первых, ничего не докажешь. А, во-вторых, твоя мать отдала их добровольно, никто ей руки не выкручивал и на большой дороге не стерёг.
– А перстень? Как перстень оказался вместе с заколками?
– Ладно, тогда во-первых. Хотя не понимаю. Был у тётки тихий, непыльный, налаженный бизнес. С чего ей на криминал идти? И, повторяю, ты-то чего хочешь?
– Я не знаю, Макс. Может, в глаза ей посмотреть?
– И у неё тут же проснётся совесть, она раскается и немедленно уйдёт в монастырь. Да тётка наверняка давным-давно умерла. Всё, мам, кончай глупостями заниматься, ей богу, но я тебе не помощник. Выпей валерьянки и ложись спать. А я Лену провожу, через десять минут вернусь. Это понятно?
– Не понятно, чего ты раскричался. Лена, ткните его там головой в сугроб, чтобы охолонул и переживал за меня не так активно.
Ленка, как раз выбиравшаяся из кресла, неловко дёрнула головой, то ли кивнув, то ли мотнув отрицательно. Она тоже переживала за Элизу Анатольевну и весьма активно. Ей хотелось обнять старушку, может, даже поцеловать, но Лена, конечно, не решилась.
***
Снегопад, наконец, закончился, но ощутимо похолодало и двор с домом стали сами на себя не похожи, будто над ними настоящий зимний маг поработал. Кирпичные стены серебрились инеем, сугробы переливались, словно в них стразы горстями бросили, даже старые покосившиеся турники выглядели вовсе не турниками, а арками из какого-нибудь «Холодного сердца». Машины, сонно приткнувшиеся мордами к парапету, дремали под тонким снежным налётом. Дом же, в котором ни одно окошко не светилось, казался и вовсе замком Спящей красавицы.
Ну, по крайней мере, Ленке он таким мерещился, Максу же ничего подобного в голову наверняка не приходило. Он вообще шёл, ткнувшись носом в мохнатый воротник куртки, думал о чём-то своём, наверное, за мать беспокоился.
Лена тоже беспокоилась, а ещё её очень интересовало, зачем это Элиза Анатольевна при ней всё рассказывала и показывала. Ну ладно, рассказать, но такие драгоценности обычно чужим людям не демонстрируют, а, как ни крути, она Петровым чужая, приходящая домработница.
Хорошо хоть, идти было совсем не далеко, от одной двери до другой, так что сложные мысли одолеть не успели. Лена остановилась у своего подъезда, Макс тоже встал, а больше ничего не сделал, дышал в воротник. Постояли, помолчали, мороз начал прихватывать за нос.