Ясно, что ни о какой любви меж Светловым и Любаней с тех пор речь не шла, наоборот, меж ними такая вражда началась, что хоть рядом не стой. И Стёпка, уж став дедом, всё повторял: «От бабы, личности неблагодарные! Я к ней со всей, можно сказать, душой, а она ж меня ещё и совестит!»
Рано ли, поздно, но пришла пора бабке Любе на тот свет отправляться, то есть помирать она собралась. Честь по чести, сама лежит в свежей постели просветлённая, на всё готовая, зять в город смотался, гроб привёз – дорогой, не самодельный. На радостях решил раскошелиться, что ли? Снохи тихонько подсчитывают, сколько на поминки самогона нужно, хватит ли своего или по соседям пойти придётся?
И тут является дед Светлов, совесть его заела. Помялся у одра бывшей возлюбленной, повздыхал, да и говорит: «Ну ладно, твоя взяла, виноват я». Бабка Люба как вскочит: «А я что говорила!» – вопит и чуть ли не в пляс пускается, передумала помирать. Степан, конечно, в отказ, мол, не было такого, ничего не признавал и прощения не просил, свидетелей нету. Одно хорошо, живёт бабка Люба и с тех пор даже не болела ни разу, ждёт, наверное, когда дед Светлов снова извинится, теперь уж при свидетелях.
Вот и Макс явно был из таких, которые лучше удавятся, чем прощения попросят, но Ленка-то обиделась всерьёз. Вернее, не обиделась, чего на правду обижаться, и впрямь ведь не пушинка, но заделала её шуточка, прямо садись да реви, хотя с чего бы, раньше ещё и не так проезжались. Потому Старообрядцева старательно делала вид, что ничего такого и не произошло.
Но никак не получалось. И вроде бы солнышко светило, снег сверкал, Ягодка из своей засады выбралась, глодала банку сгущёнки, выданную от щедрот Мироном, вечером уже Новый год наступит, а радости никакой. Макс бродил хмурый, поглядывает исподлобья. А ему-то чего? Буркнул: «Ну извини, неудачно пошутил» – и всё.
Обед, включающий в себя не только очередной диет лист, но самый настоящий расстегай с вкуснейшей рыбкой, прямо тающий во рту, с жизнью не примирил, Ленка всего-то два кусочка и съела и то без аппетита. Но это конечно, после ухи, салатика с капустой, пюрешечки с котлеткой, размером с подмётку, и двух стаканов клюквенного компоту.
– Ты и вправду из этих мест? – спросил Макс, наверное, чтобы просто не молчать.
– А мы где? – попыталась внести ясность Старообрядцева, кроша третий кусок дивного расстегая. Петров в ответ неопределённо повёл плечом. – Наверное, нет. До моего Мухлова от нас три часа на машине, на самолёте лететь не надо. Сколько их всяких, Мухловых-то?
– Ясно, – кивнул Петров и снова замолчал, прихлёбывая из хрустального стакана в серебряном подстаканнике рубиново-чёрный чай. Правда, молчал он не долго. – Лен, пойми, пожалуйста, – сказал вдруг ни к селу, ни к городу, но смертельно серьёзно, при этом глядя мимо девушки в окно. – Я не женюсь, точка. Вопрос обсуждению не подлежит. А с тобой по-другому не получится.
– Почему? – подумав, всё-таки спросила Ленка, увлечённо складывая из крошек расстегая башенку.
– Почему не получится или почему не женюсь? – усмехнулся Петров, вот просто слышно было, как он усмехнулся. – Потому что не по мне все эти счастливые ячейки общества и радости быта.
– А вы пробовали?
– Чего я только не пробовал.
– И жена у вас есть?
Ленка украсила макушку хлебной горки кусочком рыбы и башенка развалилась. И очень хорошо, можно заново собирать.
– Жены у меня нет, не было и никогда не будет, – огрызнулся Макс, раздражаясь. – Твои личные качества тут ни при чём, не обольщайся. Просто я ненавижу долги. А такие не понимаю совсем. Вот банку я должен проценты выплатить – это понимаю. Отгрузить товар вовремя, поставщику заплатить, тоже понимаю. Государству должен, иначе оно меня возьмёт за… Накажет, в общем. Но почему я должен в свои выходные ехать к тёще на огород или там тащиться на какое-нибудь суаре, которое мне никуда не упёрлось? Почему я должен ублажать какую-то… женщину? Ради секса? Проще заплатить и не париться. Почему, в конце концов, я должен не разбрасывать носки по комнате, если это, чёрт побери, моя комната и мои носки?!
– Вам нравится в свинарнике жить? – тихо уточнила Ленка.
– Нет, не нравится. Но я хочу иметь возможность делать то, что хочу и тогда, когда хочу. Приспичит, уберу. Домработницу найму, в конце концов. Но не понимаю, вот хоть убей, почему я должен-то?
– А жена, значит, должна?
– Да в том-то и дело, что никто никому ничего не должен! Но не получается. Поэтому к чёрту!
– А дети?
– Они-то мне зачем, Лен? – Макс так резко поставил стакан на стол, что стекло звякнуло о серебро. – У меня уже есть всё, что нужно. Работа и… Ну да, работа! Я даже в отпуске бывать не умею. Три дня сплю, а потом становится скучно, хоть вой.