Преображенский обосновался в престижном ряду, тогда как безропотная и безответная бабушка Мотря истлевала среди никому уже не нужных мощей безродных стариков и старушек, а также неосилившего жизнь молодняка.
Поначалу это казалось Алевтине Никаноровне неудобным — две могилки в противоположных концах погоста — но потом она решила, что — наоборот. Ведь если бы близкие ей, но бесконечно чуждые друг другу люди лежали рядом, мамина скромная могилка смотрелась бы немым укором.
Постепенно Алевтина Никаноровна даже в разные дни стала сюда приезжать. В соответствии с индивидуальными датами. Времени свободного хватало, автобус возил бесплатно. И настраивалась она по-разному: с мамой беседовала как провинившаяся, но в целом примерная девочка, с мужем — как преданная жена.
Беседовала мысленно, тогда как Эльвира, время от времени составлявшая ей компанию, делала это вслух да потом еще взяла моду креститься напоказ, так что матери случалось испытывать неловкость за нее перед чужими людьми.
А однажды дети покойного «Заслуженного строителя СССР», уже почти забытые Алевтиной Никаноровной, все-таки придумали, как одержать им над ненавистной старухой сокрушительную и бесповоротную победу. Случай им представился «счастливый». Словом, когда умерла мать старших троих детей — а все жены Преображенского были Преображенскими — ее подхоронили к директору!..
Пожалуй, такой оплеухи Алевтина Никаноровна даже от внучки не получала. И другого кого-нибудь столь изощренная месть сразила бы наповал. Но наша старушка приняла ее с редким самообладанием. Нет, было ей, разумеется, в первый момент очень кисло, когда она увидела такое страшное надругательство над родным захоронением. Уж очень неожиданно вышло.
Она сразу кинулась прочь с кладбища. Но уже в автобусе уязвленная в самое сердце женщина взяла себя в руки и улыбнулась собственным мыслям: «Господи, сколько еще раз эта жизнь будет делать вот так — мордой о стол?!»
И опять вспомнился первый муж — недотепа и романтик. Вспомнилось, казалось бы, совсем некстати, что первый муж даже трусы свои стал безропотно стирать сам, когда она, в молодости еще, выразила лишь легкое неудовольствие. Впрочем, не деликатничая, конечно.
Конечно, если бы он парировал, дескать, не нравится — не разглядывай и вообще не выворачивай наизнанку, а просто кидай не глядя в машину, всего-то и делов — она бы не стала настаивать.
Но муж и полусловом не возразил, покраснел, как маленький, не обиделся, а наоборот, страшно смутился. И последние лет двадцать украдкой жулькал под краном свое исподнее сразу после помывки…
Алевтина Никаноровна однажды не утерпела, сказала, как ни в чем не бывало: «Да брось, Никола, это дело, дай-ка сюда…» А он вдруг непривычно заартачился: «Нет уж, Алинька, нет уж!» И она сама стушевалась вдруг, что было вовсе уж странно…
А между тем, когда ей случалось работать по две смены, да еще маленькая настырная Элька тянула силы, муж несколько раз, бывало, стирал по собственной охоте. И перерабатывал все подряд, хотя в те времена еще никто не слыхивал про тампоны «Тампакс» и прокладки «Кэфри». Вот уж чудак так чудак…
Эти воспоминания, пожалуй, более всего помогли Алевтине Никаноровне в трудную минуту. Спасти — не спасли, но выручили, заставили взглянуть на проблему с противоположной стороны, поговорить с собой начистоту: «Что, Алевтина, больно? А ведь поделом тебе. Ты когда-то увела чужого мужика, теперь увели у тебя — мужайся. Да имей в виду — мертвого увели, считай, совершенно бесполезный предмет украли, так что, если всерьез подойти — освободили от лишних забот-хлопот…»
А еще, когда уж к дому подъезжала, сверкнула в голове дикая мысль: «Может, наказать Эльке, чтоб, когда сдохну, закопала меня в Арамили рядом с Николой? И пусть тогда Преображенский со злости в гробу перевернется, все-таки был он деспот, невежда и хам, да мне, дуре, хотелось самца боевого, а не тихого, пускай и честного исполнителя супружеского долга…»
Алевтина Никаноровна даже рассмеялась из-за своей вздорной идеи, которая была абсолютно неисполнима, потому что в Арамили еще многие помнят Алевтину Никаноровну, знают их с Николой историю, потому что фамилия другая, а больше уже никакой не будет, потому что, самое главное, есть Любовь Ивановна, которая была с Николой до его последнего вздоха, за что ей от Алевтины Никаноровны — низкий поклон…