«Купи-ка, — говорит, — мне, дочка, в городе цветов на бракосочетание да побольше, да покрасивше, да подороже — моя Любаня обожает цветы!» А сам — десять рублей на «миллион алых роз».
И дочь купила. Молча добавила от своей невеликой зарплаты и купила. И ничего не сказала. Пусть старички потешатся, ведь этих тюльпанов по три рубля за штуку в их жизни никогда не было. Любовь же Ивановна — святая простота — нажив троих детей, в загсе отродясь не была, о чем Эльвиру незамедлительно проинформировал первый же знакомый арамилец.
Бракосочетание прошло честь по чести. Молодых привезли на «Москвиче» с ленточками, правда, без куклы на капоте, они обменялись кольцами триста семьдесят пятой пробы — теперь такие не делают, — поцеловались, расписались и с шиком укатили прочь. И хотя наблюдавших зрелище было относительно немного, подробности происходившего стали немедленно известны всему городскому населению. Вот-де как занятно сходятся на старости лет образованные придурки.
А эти молодожены после тихого малолюдного банкета снова, как ни в чем не бывало, пошли — каждый в свою сторону. Он — преподавать в школе ботанику с анатомией, она — на суконную фабрику придумывать новые драпы, ибо профессия ее редкостная называлась «инженер-дессинатор», и бедняжка даже не подозревала, что эпоха драпов вот-вот канет в вечность.
Впрочем, как выяснилось скоро, до лампочки были Любови Ивановне эти драпы. Потому что еще до первой брачной ночи она забеременела в очередной раз, чем вновь потрясла город, а уж как гордился собой будущий счастливый отец — это надо было видеть.
Конечно, за спиной многие посмеивались, но вместе с тем рейтинг, как сказали бы теперь, скромного школьного учителя, сроду внимания к себе не привлекавшего, резко вырос. Кажется, специалиста в области бесполой анатомии стали больше уважать даже арамильские пятиклассники, чего ж говорить про всезнающих выпускников.
— Ну-ну, — только и смогла выдавить ошарашенная Эльвира, — с вами, ребята, становится все интересней…
Так у ней появилась сестричка, которая была младше Софочки на семь лет.
Но «молодые» на этом не остановились! И спустя примерно год семья опять увеличилась — в ней стало пять девочек!
— Папка, ты чо, офонарел?! — воскликнула дочь при очередной встрече, демонстративно не принимая в расчет чувства присутствовавшей здесь же Любови Ивановны.
— А что, Родине нужны рабочие руки, — ответил отец, щуря маленькие добрые глазки, и был он в этот момент поразительно похож на канонического «дедушку Ленина» с известных портретов советских художников.
Однако размножение на том прекратилось. То ли у отца «кончились патроны» — должны же они когда-то кончаться, то ли Любовь Ивановна нарожалась, исполнив намеченный еще в юности план — родить пятерых и таким образом на пять лет раньше покинуть коммунистическое строительство.
Правда, помимо размножения хватало и других дел. Они взяли участок под «дачу», насадили на участке обычный ассортимент, затеяли строить избу, притом довольно большую, тогда как оба работниками были никудышными, а рассчитывать на помощь детей не приходилось.
Глядя на все, Эльвира только головой качала да повторяла свое, теперь уже излюбленное «ну-ну», которое и означало все.
Наезжая изредка проведать отца, она старалась пробыть в его новой семье как можно меньше. Обстановка ей там представлялась ужасной; дети мельтешили перед глазами, кричали, ревели, дрались и мирились ежеминутно, приставали к родителям и старшей сестре, бесцеремонно называя ее, крупного советского руководителя, Элей, отчего «руководителя» натурально передергивало.
Подрастающие дочери начали опрометью разлетаться из родного гнезда, чтобы больше ни при каких обстоятельствах в него не вернуться. И Эльвира прониклась к ним невольным бабьим сочувствием.
Когда же в доме остались только две младшие девочки, две, как ни крути, родные сестры Эльвиры, старики взяли еще один участок целинно-залежной земли. Хотя оба уже давно от активной трудовой деятельности отошли и существовали на государственный пенсион, правда, отец, как израненный фронтовик, пенсион имел довольно солидный.
А и в первом саду, как говорится, «конь не валялся», плантации, к всеобщему недовольству соседей, из года в год зарастали сорняками, хижина, навсегда оставшаяся недостроенной, уже местами начинала гнить, а они купили бракованные стеновые панели для следующей, одну из плит крановщик при разгрузке сломал, потому что, взяв плату вперед, уже успел принять для веселья портвейна номер 13.