Выбрать главу

— Ну, это же — потом! Когда-нибудь, не сейчас. Потом, потом!

Василий Никандрович последнее время стал заметно меньше бывать в отделе информации и библиографии, а присылал своего заместителя — молодого, очень самоуверенного и разговорчивого доктора наук Ефименко.

Ефименко усвоил деловитость и некоторые манеры своего шефа, но ошибся при этом, потому что манер у Никандрова не было никаких — Никандров был таким, какой он есть, больше ничего; когда же Ефименко совместил свою собственную самоуверенность и разговорчивость с некоторыми чисто внешними чертами никандровского поведения — это получилось очень нелепо, даже глупо. Единственно, что в какой-то мере сглаживало эту глупость, — искреннее уважение и, должно быть, тоже искренняя любовь Ефименко к своему шефу.

Несмотря на то, что «произошло все», жизнь и работа в комнате № 475 шли своим обычным чередом.

Глава четвертая

БОРДОВЫЙ «МОСКВИЧ»

У Никандрова был бордовый «Москвич», и стоял он в длинном и сером ряду индивидуальных гаражей, а этот ряд под общей односкатной кровлей едва ли не на километр тянулся вдоль захламленного оврага.

В овраге уже давно и многое что начиналось, но еще ничего не кончилось: начиналось строительство водного бассейна, и пирамиды коричневого грунта возвышались вплотную друг к другу; начинался пешеходный виадук, и высокие металлические сваи парами протыкали овраг на значительном протяжении; начинался коллектор, и повсюду были раскиданы железобетонные кольца большого диаметра.

Тут же произрастали хиленькие деревца — остатки той рощи, которая была здесь когда-то, и вновь высаженные в плановом порядке деревья, которым когда-нибудь, после завершения работ по строительству бассейна, виадука и коллектора, предстояло создать сквер или еще какой-то «зеленый пояс».

Зато по другую сторону серой гаражной ленты строительство было закончено несколько лет назад, и там возвышались добротные дома, оттенками и архитектурой напоминающие здание НИИ-9, только жилые, с маленькими балкончиками по фасаду и с большими — по торцам...

В одном из таких домов — корпус четыре, кажется, на пятом этаже жил Василий Никандрович Никандров.

Все это — и окружающий пейзаж, и корпус четыре — Ирина Викторовна уже видела два раза, приезжая сюда просто так: не все ли равно, где погулять, провести свободное время? Теперь она видела это все в третий раз, и уже не просто так...

Было утро, весна, яркое, доброе и доброжелательное солнце, которое, должно быть, и подтолкнуло Ирину Викторовну сюда, к этому оврагу, но были и мучительные упреки самой себе — как же так, до чего же она в самом деле дошла, до чего опустилась, где же ее достоинство? Было страшное, прямо-таки непостижимое волнение, которое, казалось, невозможно было в себе подавить.

Но Ирина Викторовна его подавила, и когда бордовый «Москвич» выехал с дорожки от гаража на проезжую часть, она оказалась тут же:

— Ах!

«Москвич» притормозил, дверца открылась, и очень удивленный Никандров спросил:

— Ирочка? Вы здесь оказались?! На работу, да?

— Оказалась! — подтвердила Ирина Викторовна, кивнула, засмеялась, а когда сидела уже в машине, рядом с Никандровым, пояснила:

— Родственница в вашем районе. Старенькая. Тетушка. Иногда приходится у нее ночевать...

— Бессонная ночь?

— Конечно!

— А выглядите прекрасно! После бессонной!

— На том стоим...

Вот так самостоятельная женщина, до слез жалея себя, влезла в чужой «Москвич» и поехала — куда? Если бы в темный лес, или куда-нибудь на дачу, или в какой-нибудь городок, название которого она и не слышала никогда прежде!

Нет, она поехала в НИИ-9, в комнату № 475. Если бы ее везли сейчас силой, душили, затыкали рот, чтобы не кричала, — вот было бы счастье!

Если бы бордовый «Москвич» вез ее не в НИИ-9, а из НИИ-9 и рабочий день не предстоял бы ей впереди, а был уже прошлым днем, и Никандров никуда бы не торопился, и она могла бы попросить его, чтобы он свернул в сторону с этих улиц — полутемных с одной стороны и слишком ярко освещенных утренним солнцем с другой, или чтобы он высадил ее из бордового «Москвича» и чтобы она пошла и пошла куда-нибудь прочь в ощущении минувшего плена и вновь обретенной свободы!

Но Никандров никогда не возвращался с работы один, не было случая, чтобы у него не оказалось попутчика, а ей-то зачем были попутчики? Для чего?

Другое дело, что сейчас, сию минуту, она рада-радешенька была бы любому попутчику, хотя бы технику Мишелю, лишь бы кто-нибудь рядом, а не это мучительное одиночество с глазу на глаз с Никандровым!