Один наш ученый написал в одной энциклопедии, комментируя известные слова Апостола: «Всякая власть от Бога»: если власть сама говорит, что она не от Бога и, более того, против Него — позволительно спросить, власть ли это?
Снобистской игрой слов сочли это иные наши интеллектуалы. Ах, он не знает, власть ли это? А как назвать тогда это все, от чего всеми потрохами он зависит — и сам он, и дети его, и т. п., и т. п. Власть ли это? — когда он и написать не посмеет, что какой-нибудь француз в каком-нибудь веке разбил арабов (арабов теперь нельзя ни в каком веке разбивать, мусульман тоже… как же назвать их? давайте — сарацины). Конечно, все так и еще хуже, ибо пределы ее собственности в нашей жизни мы и сами не представляем, и сами не видим, где действуем в себе за нее… И тем не менее это не игра слов, а точная постановка вопроса. Власть ли это.
Власть — роковое, ключевое слово нашей системы, ее колыбель («Вопрос всякой революции — вопрос о власти», Ленин). Это главное ее имя, эпитет здесь не так важен, он не характерен и неправдив (советская, наша, народная, какая еще?), а существительное правдиво. Это, может, единственное правдивое слово государственного языка[4]. Два других важнейших понятия-фетиша — необходимость и враг — вторичны и производны от власти: врагом будет тот, кого назначит власть; необходимость, определяющая акции власти, определяется ею же. Это мифы на службе правдивого и прямого слова власть.
Власть — основной вид заработной платы наших граждан, и всякий вид трудоустройства есть вид власти. Подумайте сами. Что есть продавец? власть над товарами и покупателями. Редактор? власть над текстом и автором. Врач? проводник поезда? все, кто обыкновенно считаются служителями общества и его членов, здесь они власти. Зарплата в дензнаках значит гораздо меньше.
Нас, жалея, описывают как страну угнетенных — но мы страна угнетателей, мы проводим, вольно, невольно ли, иррадиацию власти из ее пустого центра. Пустого — ибо кто его занимает?
«Городок в табакерке». В быту мы имеем дело с Дядьками Молоточками. Где Валик? Где Принцесса Пружинка? Конечно, это не деспот. Даже такая сильная личность, как кремлевский горец, не занимает собой всю эту власть — иначе она умерла бы с его смертью, как бывало в таких случаях. Может, это Идеология? И в этом я сомневаюсь. Идеология — во всяком случае, как мы ее застали, — не более чем Валик или Молоточки, которыми Власть поддерживает себя. Тук! каждый преподаватель должен кончить Университет марксизма.
— Но, Дяденька Молоточек, я его уже кончил.
— Еще раз кончай!
В общем, как поискать, ничего не орудийного здесь не находится.
Как все мои соотечественники, раза три пройдя марксизм, я делаю такой экономический вывод: и «социалистическое» государство, и «капиталистическое» суть общества потребления, разница же в том, что в одном случае потребляются товары, в другом власть. Платят властью тоже не за труд, не за товар, конечно. Но это другой вопрос.
Так вот, в путевой моей политэкономии я собираюсь теперь вспомнить начальный вопрос (власть ли это?) и присоединить к нему вопрос о Пружинке, о пустом центре. Ибо два этих вопроса отвечают друг на друга. Дело в том, что власти-то здесь нет, нет ее в этой Власти. Если б она была («как власть имеющий»), не пришлось бы так стараться, так злодействовать, столько убивать, столько скрывать, передергивать, не давать знать, столько угрожать… Власти не хватает на то, чтобы лицом к лицу ответить детским стишкам про Бога из «Тетради Анны Магдалены». Они боятся, что у этих стихов больше власти, что у какой-нибудь желтой прессы больше власти. Поэтому пусть их не будет, всех, хороших ли, плохих ли естественных властителей человека.
Пусть не будет ни духовных стихов, ни пропаганды потребительства, ни субъективизма, ни объективизма, ни «идеи Ротшильда», ни «идеи Франциска» (попробуйте-ка проповедовать нищету — и даже вегетарианство, на фоне-то нехватки мяса!), и т. п., и т. п. Кто под рукой — тех пусть не будет вполне, кто вдали — будем считать, верить, что их нет.
Это Власть ради власти, система вечной похоти власти, вечного голода по ней, неутолимого, как у Волчицы Данте:
Зияющий на «о» и тут же хлопающий на «р» (dopo) звуковой портрет этого голодающего обжорства. Все интересы ее и все устройство сосредоточены на том, где ее еще нет или где она не уверена, что вполне утвердилась. Захватив что-нибудь вполне, она этим больше не интересуется: владеть, обладать, управлять — не ее дело.
4
Мне очень некогда, да и не мое это дело — теоретические обобщения. Но хочется, даже в пути, даже в смиренной хронике, поделиться наблюдениями. О правдивости руководящего языка. Кажется, демагогические наши возможности неисчерпаемы: можно военный марш назвать борьбой за мир, можно компромисс назвать принципиальностью, жестокость — гуманностью (истинной, классовой гуманностью — но это не важно) и т. п., и т. п. Но — против ожиданий — предел для этой игры антонимов есть, и очень твердый. Есть вещь, которая никогда, ни с каким эпитетом (истинный, пролетарский) не может быть похвальной на этом языке. Меня даже удивляет, какая вроде бы незначительная, неопасная вещь не переворачивается. Вот: «Между тем на страницах некоторых журналов встречаются положения о „нравственной суверенности“, „верности самому себе“ и т. п. Прежде всего, такого рода суждения несостоятельны с точки зрения элементарного содержания понятия долга… Судить о поведении личности, о смысле „верности самому себе“ прежде всего следует с позиции того, каким образом она поддерживает или ниспровергает правила, нормы и какова социальная природа этих явлений» (Г.