— Так это Джесс или Полли? — спросила Мэрилин, ни к кому конкретно не обращаясь.
Я сразу понял, которая из девочек лежит перед нами.
— Это Джесс, — твердо сказал я.
— Как ты, блин… Я хотела сказать, как ты можешь быть в этом уверен? У нее ведь закрыто лицо, — промямлила Мэрилин.
Понимаете, все дело было в ее волосах. У Джесс на челке не хватало одной пряди волос. Как раз перед отъездом в отпуск Шелли поймала малышку на том, что та срезала ее, стараясь скопировать последнюю укороченную прическу в стиле Мисси Кей. Плюс к этому у Джесс над правой бровью был тоненький, едва заметный шрам, оставшийся после того, как она, когда только училась ходить, упала и ударилась о каминную доску.
Она выглядела такой крошечной, такой беззащитной. И прямо там я поклялся себе, что сделаю все, от меня зависящее, чтобы защитить ее.
Анджела Думизо, родом из Восточно-Капской провинции, в то время, когда упал самолет рейса 467 компании «Далу Эйр», жила в районе Каелитши с сестрой и двухлетней дочкой. В апреле 2012 года она согласилась поговорить со мной.
Я гладила в комнате, где мы стираем, когда впервые услышала об этом. Я очень торопилась и сосредоточенно работала, чтобы закончить в срок и успеть в четыре часа поймать такси, так что, можно сказать, я и так уже находилась в состоянии стресса: хозяин у меня очень привередливый и любит, чтобы все было тщательно выглажено после стирки, даже носки. Тут в кухню вбежала хозяйка, и по выражению ее лица я поняла, что у нас проблемы. Такое лицо у нее бывает обычно только тогда, когда ее кошки притаскивают с улицы какого-то грызуна и она хочет, чтобы я все это убрала.
— Анджела, — сказала она, — я только что по каналу «Кейп Ток» слышала, что в Каелитши что-то произошло. Ты ведь там живешь?
Я сказала, что да, там, и спросила, что это было, — я думала, что речь идет об еще одном пожаре среди наших лачуг или о беспорядках в связи с забастовкой. Она ответила, что, насколько поняла, там разбился самолет. Мы поспешили в гостиную и включили телевизор. Все это уже было в новостях, но сначала мне было трудно понять, что они показывают. На большинстве фрагментов съемки были видны только какие-то кричащие люди, бегущие из клубов густого черного дыма. Но когда я услышала комментарий, сердце у меня оборвалось. Репортер, молодая белая женщина с испуганными глазами, сказала, что при падении самолета была полностью разрушена церковь возле сектора пять.
Ясли моей дочки Сьюзен находились в церкви как раз в этом районе.
Конечно, первой моей мыслью было позвонить сестре Бузи, но у меня на счету не было денег. Хозяйка позволила мне позвонить со своего сотового, но ответа не было: автоответчик тут же переадресовывал вызов на голосовую почту. Мне стало плохо, закружилась голова. Бузи всегда отвечала. Всегда.
— Мадам, — сказала я, — я должна уйти. Мне нужно домой.
Я молилась, чтобы Бузи решила забрать Сьюзен из яслей пораньше. У Бузи сегодня был выходной на фабрике, и иногда она делала так, чтобы провести с малышкой вторую половину дня. Когда я в пять утра выходила из дому, чтобы ловить такси и ехать в северное предместье, Бузи еще крепко спала, а Сьюзен лежала рядом с ней. Я старалась сохранить в сознании именно эту картину: Бузи и Сьюзен вместе, и они в безопасности. На этом я тогда и сконцентрировалась. А молиться начала уже потом.
Мадам (настоящее ее имя — миссис Клара ван дер Спуй, но хозяин любит, чтобы я звала ее «мадам», — Бузи это просто бесило) сказала, что подвезет меня.
Собирая сумку, я слышала, как та препирается с хозяином по сотовому.
— Йоханнес не хочет, чтобы я везла тебя, — наконец сказала она. — Но он может катиться к черту. Я бы никогда не простила себе, если бы позволила тебе в такой ситуации ловить такси.
Она беспрерывно говорила всю дорогу, делая паузы только тогда, когда я подсказывала ей, куда ехать. От зашкаливавшего стресса я чувствовала себя разбитой и больной физически; я буквально ощущала, как пирог, который я ела на обед, превращается в моем желудке в камень. Когда мы выехали на шоссе, я увидела поднимавшиеся вдалеке клубы черного дыма. Через несколько километров я почувствовала его запах.