Робеспьер поселился у четы Дюпле летом 1791 года, в самый разгар борьбы с «патриотами»: радикальные газеты были закрыты, типографии разгромлены и левые отступали по всему фронту. Марат скрылся, Дантон бежал в Англию – только Робеспьер ограничился тем, что переехал на другую квартиру. К этому времени он уже приобрел репутацию нового Христа. Однако Морис Дюпле мало чем напоминал галилейского плотника. Член Якобинского клуба, владевший несколькими домами (наряду с домом на улице Сент-Оноре), Дюпле был еще и преуспевающим предпринимателем. Все члены этого семейства, отличавшиеся прямотой и благородством, были неравнодушны к политике. Одна из четырех дочерей была замужем и уже покинула отчий кров, остальные жили с родителями. Старшая из девушек, Элеонора, училась живописи. Дантон называл ее Корнелией Копо: маленькой «мадемуазель Стружкой», дочерью столяра. «Он был таким добрым!» – рассказывала спустя много лет драматургу Сарду о Робеспьере другая дочь Дюпле, Елизавета, которая тогда была подростком. «Он выслушивал все мои детские жалобы. Он был терпелив и ласков. Мы часто прогуливались вместе и брали с собой его собаку, чтобы та поплавала в реке; летом мы собирали ягоды, рвали васильки». Если верить описанию Елизаветы, жизнь в доме Дюпле дышала тихим буржуазным уютом, как на полотнах Шардена, где цветовые пятна и свет объединяют в благостное геометрическое целое людей и предметы окружающего их быта. Сарду пришел в ужас от ее рассказов. «Разве человека, которого она знала, можно назвать Робеспьером?» Он не доверяет ни одному воспоминанию Елизаветы. Глупая женщина! Сентиментальные чувства помешали ей понять то, о чем она рассказывала.
Возможно – если вы занимаетесь беллетристикой – вы почувствуете перед домом Дюпле некоторое волнение. Поселившись в доме Дюпле, Робеспьер покинул его лишь однажды и очень ненадолго, когда сестра Шарлотта, внезапно приехавшая в Париж, предъявила свои права на ведение его домашнего хозяйства. Говорят, что он согласился переехать только на соседнюю улицу, но сразу же заболел, так как был крайне чувствителен к резким переменам, влиявшим на его психофизическое состояние. Спустя несколько дней Робеспьер вернулся обратно, в комнату, выходившую окнами во двор, где хранились доски. Его часто видели прогуливающимся под руку с Элеонорой. «Элеонора думала, что он влюблен в нее, – говорила ее подруга по учебе, – но на самом деле она отпугивала его». Многие предполагали, что Элеонора была его любовницей. На фоне легенды о рассудительности и педантизме Робеспьера выглядит занятным его полное безразличие к тому, что о нем могли подумать окружающие.
Робеспьер прожил 36 лет, но о первых тридцати годах его жизни мы почти ничего не знаем. Существует стойкий миф о его ирландском происхождении, однако и Дж. М. Томпсон, и дотошная французская романистка Марианна Бекер, проследившие генеалогию Робеспьера вплоть до XV века, считают, что его предки жили в северной Франции. Максимилиан родился в Аррасе в 1758 году, спустя всего четыре месяца после свадьбы родителей, что можно расценивать как «скандал в благородном семействе». Его отец Франсуа был адвокатом, а мать – дочерью старшины пивоваренного цеха. Когда Максимилиану было шесть лет, она умерла во время родов, пятых по счету. После ее смерти Франсуа наделал долгов, подолгу отсутствовал дома и в конце концов исчез безвозвратно. Детей распределили среди родственников. Максимилиан был тихим ребенком, любившим домашних птичек (позже это увлечение, естественно, стали объяснять тем, что он-де отрубал им головы с помощью игрушечной гильотины, нарочно – какая зловещая прозорливость! – сконструированной для этой цели).
Когда Максимилиану было 12 лет, он получил стипендию для обучения в парижском коллеже Людовика Великого. Свою унизительную бедность он компенсировал чрезвычайным трудолюбием и природной сообразительностью. Двадцати лет с небольшим, завершив образование, новоиспеченный адвокат вернулся в Аррас и спустя некоторое время начал выплачивать отцовские долги. Добившись первых успехов на профессиональном поприще, он сумел занять скромную должность в местном суде. Жизнь шла обычным порядком: Робеспьер ездил развлекаться за город с друзьями, писал шутливые стихи. Но вскоре молодой адвокат восстановил против себя аристократическую верхушку аррасского общества. Он не хотел довольствоваться тем, что могла предложить ему дореволюционная монархия, – и спустя несколько лет оказался в положении человека, которому нечего терять. Робеспьер отождествлял себя с жертвами произвола и использовал в качестве наступательного оружия соответствующую лексику. Он постоянно заявлял, что подвергается «угнетению», представляя в качестве «угнетателя» любого, кто был с ним не согласен. Все чаще он писал о своей будущей «трудной жизни», о предчувствии ранней кончины. На этом человеке лежала еще не вполне отчетливая, но совершенно явная печать будущей славы и трагической судьбы. Сочинения Монтескье сформировали его интеллектуальный мир, а романы Руссо воспитали чувства. Позже Робеспьер признавался в своей «поистине детской застенчивости»: он не мог сдержать нервную дрожь, когда ему предстояло произнести речь на публике. По своей природе он не был создан для борьбы, для ожесточенного соперничества. Как свидетельствуют современники, у него был довольно слабый голос, а значит, умение создавать атмосферу молчаливого согласия в залах революционных собраний, отличавшихся плохой акустикой, следует целиком отнести к его личным заслугам.