Из ручья внимательно смотрело отражение юной девушки. Две короткие косички свисали с боков, касаясь воды. Два огромных испуганных глаза. Три родинки на левой щеке. Равносторонний треугольник, обращённый одной вершиной вниз. Много ли можно рассмотреть в ручье, то и дело покрывающемся рябью? Кстати, а почему косички две, глаза два, уха два, а родинки — три? Нос вообще один. Непорядок. Или, может, так и надо? Точно, это нормально. Люди так и выглядят. Люди! Вот бы сюда хоть одного… Как же хочется поговорить с кем-нибудь и понять, что к чему. Да и вообще понять хоть что-нибудь.
Где-то справа, за кустами, блеснула золотистая вспышка, да так ярко, что, кажется, затмила собою солнце. Девушка, вот уже несколько долгих часов сидевшая, прислонившись спиной к какой-то берёзе, зажмурилась и закрыла глаза руками. Вслед за светом возник звук. Низкая, протяжная нота, заставлявшая сердце сжиматься в предвкушении великой радости и невосполнимой утраты, становилась всё громче, а, достигнув своего пика, рассыпалась на много маленьких отголосков, разбежавшихся по всему лесу.
Девушка встала и, смахнув внезапно выступившие на глазах слёзы, нетвёрдым шагом направилась на виднеющийся сквозь листву свет, пульсирующий и уже не такой яркий. Она протянула руку сквозь почти осязаемое сияние и её пальцы коснулись чего-то тёплого и шершавого. Это что-то так и просилось в руки. В лицо внезапно пахнуло тёплым воздухом — он как будто обнимал, трепал волосы и дарил чувство чего-то давно знакомого, того, что должно было быть вечно, а началось только сейчас. Боль, всё ещё наполнявшая тело, отступала. Пальцы вновь почувствовали себя ловкими и подвижными, голова прояснилась, спина больше не хотела переломиться от неловкого движения и даже противная дрожь в коленках прошла. Девушка улыбнулась. Ведь так и должно было быть. Она была молода, сильна и так и должна была себя чувствовать, готовая идти куда угодно и делать что угодно.
Предмет, который она бережно держала в руках, оказался свитком. Девушка вдруг вспомнила — такие штуки нужны, чтобы что-нибудь записывать. Она развернула свиток и действительно обнаружила там текст, написанный изящным разборчивым почерком.
Не одним миром ограничивается существование, но множество их. Каждый мир развивается по-своему, но каждый из них есть часть чего-то большего. Они не похожи друг на друга, но имеют много общего, и связь их неразрывна. Я — один из путей между ними, я — Свиток Множества Миров. Я есть Знание. Я был создан в древние времена, но существовал и до этого, ибо время может течь по-разному или вовсе остановиться.
Сто лет я пробуду в этом мире вместе со своим Хранителем. Ты — мой Хранитель. Храни меня от мира, храни мир от меня. Храни знание от исчезновения и от того, чтобы оно попало не в те руки.
Ты несёшь с собой тайны и да будет так. Ты должна жить, иначе не станет этого мира. Ваши судьбы теперь связаны неразрывно. Даю тебе волю выбрать своё имя самой, поскольку твоя судьба разделена отныне на дои послеи ты больше не то, чем была до встречи со мною. Ты не помнишь, что было до, и это хорошо, потому что там не было ничего, что пригодилось бы тебе после .
Девушка улыбнулась и провела пальцем по свитку. Материал был ей незнаком. Пергамент — не пергамент, но трогать его было на удивление приятно. Всего смысла прочитанного текста девушка не поняла, но на всякий случай прочитала ещё раз, стараясь запомнить каждое слово.
Какое-то неясное чувство заставило её поднять взгляд.
В нескольких шагах перед ней стоял юноша лет двадцати. Его лицо выражало крайнюю степень удивления, чёрные кучерявые волосы беспорядочно торчали во все стороны. Тёмные блестящие глаза на смуглом лице были широко распахнуты, рот приоткрыт.
— Кто ты? — спросил он, совладав с голосом.
Это был очень, очень интересный вопрос. Но, кажется, девушка уже знала несколько вариантов ответа.
— Я — Хранитель Свитка Множества Миров, — ответила она. Даже несмотря на то, что она не совсем понимала смысла, звучало это довольно-таки гордо.
Юноша удивился ещё больше, если это вообще было возможно. Однако вскоре он совладал с собой и даже нашёл в себе силы улыбнуться.
— И что ты тут делаешь? — светским тоном поинтересовался он.
Этот вопрос поставил девушку в тупик.
— Сижу? — робко предположила она.
— Действительно, — усмехнулся юноша. — Ты живёшь где-то рядом?
Девушка пожала плечами. Всё может быть. Она опустила взгляд на Свиток. Текст, только что приветствовавший её, исчез. На Свитке красовалось всего одно слово: «иди». Девушка осторожно свернула артефакт и поднялась на ноги. Сейчас это было уже намного проще.
— А ты что тут делаешь? — в свою очередь спросила она.
— Иду, — в тон ей ответил юноша, не сводя взгляда со Свитка.
— Можно я пойду с тобой? — попросила девушка.
Вопрос, похоже, застал её собеседника врасплох. Но, поразмыслив несколько секунд, он кивнул.
— Конечно. Меня зовут Ренар, — девушке показалось, что он осёкся на полуслове.
— Я — Искра, — ляпнула девушка первое, что пришло в голову.
— Похожа, — усмехнулся Ренар. — Может, спрячешь его? — он показал рукой на Свиток.
— Было бы куда, — развела руками Искра.
Действительно, у неё не было ничего похожего на сумку. Только сапоги на ногах и платье — да и то без карманов.
Ренар оказался болтливым попутчиком, но Искру это вполне устраивало. Сейчас ей был интересно всё. Кроме того, на каждые озвученный факт она вспоминала несколько новых. Стоило Ренару сказать, что весна в этом году началась слишком рано и была необычайно тёплой — и Искра тут же вспомнила, что есть четыре времени года, а в году, между прочим, восемь месяцев, а в каждом месяце тридцать два дня. И пусть сейчас это казалось неважным, но от того, что в голове складывалась цельная картина мира, становилось легче.
Ренар использовал ручей в качестве ориентира. Он признался, что не слишком хорошо знает эти места. Всю жизнь он прожил очень далеко отсюда, лишь несколько раз покидая родину. И вот его первое по-настоящему серьёзное путешествие закончилось весьма плачевно. Почему плачевно? Да потому что поехал он на какую-то церемонию (про которую Искра ничего не поняла) в город Лейваан, а там случился большой пожар и переполох. Полгорода сгорело, погибло много людей, а некоторые ещё и решили почему-то, что это Ренар во всём виноват.
— Это всё из-за того, что я тёмный, — обиженно пояснил он.
Искра не совсем поняла, что он имеет в виду. Может быть, тёмные волосы и смуглую кожу? Или то, что Ренар был одет почти во всё чёрное, не считая красных рубашки и плаща? Однако как волосы или одежда могут повлиять на желание человека сжечь город, было непонятно. Искра не стала расспрашивать, опасаясь обидеть Ренара, очень уж он стал грустным.
Когда они подошли к деревне со смешным названием Будлая Бая, Ренар дал Искре денег и подробно её проинструктировал, после чего девушка сходила и купила Ренару новую одежду, а себе сумку для Свитка. Ренар особенно настаивал на том, чтобы вещи не были красного или чёрного цвета. Сам он попадаться на глаза людям опасался. Вероятно, его ворчание про то, что он тёмный, всё же относилось к одежде.
К ночи они вышли к месту, где на сухом пригорке росла старая разлапистая ель, возле которой притулилась многоствольная берёза. На поляне были видны следы стоянки: кострище, два бревна и небольшая кучка хвороста. Ренар заявил, что они переночуют здесь, добавив, что собирается подождать своего друга, с которым они разлучились во время пожара.
Юноша беспечно развалился на земле, заложив руки за голову и уставившись в ночное небо. Искра поражалась его спокойствию. Он ждал своего друга, который, судя по тому, что Ренар ей сегодня рассказал, мог быть уже мёртв. Кроме того, Ренар лежал рядом с костром и это его ничуть не тревожило. Искру пламя откровенно пугало. Воображение рисовало ужасающие картины: огонь, охватывающий всё вокруг, люди, задыхающиеся в едком дыму, разрушающиеся дома, обломки которых сыплют искрами, проваливаясь вглубь здания. Однако слишком далеко от костра было холодно. Когда страхи захватили девушку настолько, что ей стало трудно дышать, Ренар вдруг поднял голову и внимательно посмотрел на неё.