Я переоделся в лыжный костюм, достал новенькие коньки с ботинками — подарок матери.
Женька умоляюще посмотрел на меня:
— Сережа, я пойду с тобой?
— А уроки сделал?
— Я потом.
— Сначала нужно уроки сделать.
— Да-а… — Женька скорчил жалостливую гримасу. Только со мной много не наговоришь: сказал — и баста!
Мы вышли из дома.
— Ох, чуть не забыл! — воскликнул Колька.
— Что еще?
— Великолепная новость! Какая, думаешь! Не догадаешься… Девочки из 27-й школы устраивают новогодний бал! Нас приглашают. Представляешь, что там будет! А девчонок! — Колька начал вытанцовывать фокстрот прямо на тротуаре. — Думаю, стоит сходить.
И многозначительно добавил:
— Знаешь, кто мне это передал? Твоя Леночка Лесницкая!
…Хорошо бы встретить ее на катке…
На катке
Поле стадиона — посреди сосновой рощи, которая укрывала его от ветра. Веселая музыка встретила нас еще на подступах. От входной арки вглубь уходила прямая просека с гирляндой электрических лампочек. Пройдешь метров триста — и между сосен приманчиво засверкает глянцевое поле катка.
В раздевалке народу — воробью сесть негде. Мы пристроились в уголке, надеваем коньки. Поглядываю по сторонам — надеюсь встретить Лену. Нужно многое сказать ей. Последний месяц мы не виделись. Домой к ней идти не хотелось. По совести говоря, не нравятся мне ее мрачный и неразговорчивый папа и слишком разговорчивая мама. Нина Александровна всякий раз, из долга вежливости, что ли, начинает расспрашивать о здоровье моей матери мягким, но бесстрастным голосом, без малейшего намека на искренность. Просто так, лишь бы о чем-то спросить…
Очередь в раздевалку двигается еле-еле… Мы с Колькой бросили жребий — мне не повезло. Но вот наконец мы сдали свои вещи. Уф!
Необычайную легкость испытываешь на льду. Тело кажется совершенно невесомым, крылатым. Хочется мчаться и мчаться вперед, рассекая ядреный морозный воздух!
Я махнул Коле рукой и ринулся навстречу огням быстрыми, крутыми виражами.
Лены не видно. Среди такого многолюдья и пестроты нужного человека отыскать не так-то просто. Я вглядывался в лица, проезжая мимо скамеек. Загадал, что если еще через три круга не встречу Лену, значит, ее нет. Я проехал еще с полкруга, когда на одной из скамеек увидел ее с подружкой Тамарой. На Лене голубой свитер с белыми оленями на груди. Шапочка тоже голубая, отороченная пушистым белым мехом.
Я подъехал к ним. Девочки о чем-то спорили.
— Я сама-то… — это возразила Лена.
— Ты же чаще меня на каток ходишь.
— Ну уж и чаще. Нисколечко.
— Ой, не спорь, пожалуйста!
Девчонки постоянно спорят и почти всегда по пустякам. Я взял Лену и Тамару за руки, и мы плавно покатились, увлекаемые общим круговоротом.
Словно из-под земли перед нами вырос Галочкин.
— Салютик! Прелестное общество собирается. Я с вами, айда?
— Будьте любезны, Галочкин! — преувеличенно важно сказала Тамара, делая ударение на фамилии. В школе его редко называли по имени.
Коля увлек Тамару вперед, и я был ему весьма благодарен. Мне хотелось рассказать Лене обо всем, что произошло: о заводе, о Косте Бычкове и о многом другом. Но я никак не мог начать разговор и злился на себя. Так и катались молча.
Неожиданно рядом появился Костя Бычков.
— Катаетесь? — спросил он, улыбаясь и бесцеремонно разглядывая Лену.
Я хотел было познакомить Лену с ним, но она вильнула в сторону и потянула за собой меня.
— Что за тип? — сердито спросила Лена, когда Кости уже не было рядом.
— Так, знакомый…
— Странный знакомый, — усмехнулась Лена, — на грузчика похож.
— Он не грузчик, — возразил я. — Он слесарь, на заводе работает.
— Не все ли равно?
Это брезгливое пренебрежение покоробило меня. Я хотел возразить, что нельзя о человеке судить с первого взгляда, но промолчал. И о том, что бросил школу и ушел на завод, тоже ничего не сказал. Расхотелось…
Домой возвращались шумной ватагой.
— Чем собираетесь блеснуть на новогоднем балу? — спросил Коля у девочек.
— Тобою, — съехидничала Тамара.
— Я — что? Для тебя Гога блеснет. Красавец Гога — милее бога!
Мы остановились у подъезда ее дома. Лена протянула мне руку, маленькую, теплую.
— До свиданья!..
— Подожди…
Мне нужно было все рассказать, но я не мог решиться.
Какое-то мгновение стояли неподвижно, точно боялись кого спугнуть. Я смотрел Лене в глаза. В полумраке они казались еще темнее, в них играли огоньки.