Мне было пять лет, когда родился Женька. Перед тем как матери уйти в больницу, отец сказал:
— Кого ты больше хочешь, сестренку или братишку?
Я подумал и спросил:
— А они в школу ходят?
— Нет, — сказал отец. — Совсем маленькие.
— Тогда не хочу никого. Мне нужно школьного братишку, как у Вовки. Чтоб на велосипеде катал.
Мама рассказала, что я в детстве очень любил есть яйца. И сырые, и всмятку, и крутые — в любом виде. От этого у меня появилась золотуха. Я хвастался перед мальчишками, что у меня золотуха и что она от слова «золото». А Женька наоборот, не любил их. Он и теперь в рот не берет.
Женька притащил потрепанный семейный альбом. Многие фотографии выцвели, поблекли. Их много, разложены они по годам. Каждая фотография навевает воспоминания.
На снимке сорок первого года отец запечатлен в последний раз. Взгляд веселый, молодой. Всматриваюсь в лицо, стараюсь уловить живые черты, а он точно спрашивает: «Ну, как, орел, дела? Воюешь?! Воюй, трудись!»
Эх, был бы отец жив, уж ему-то я порассказал бы про завод.
Пути расходятся
Удивительная штука чугунная пыль. Вымоешь руки после работы, как полагается, с мылом, даже мочалочкой потрешь, посмотришь — чистые. Но пройдет час-другой, и они опять становятся грязными, словно их и не мыл. Ковалев объяснил, что в чугуне имеется много углерода, он въедается в кожу, а потом постепенно выделяется.
Руки мои немного загрубели, на ладонях появились твердые мозоли и ссадины. Ох и много их было в первые дни! Ударишь молотком по зубилу, а он сорвется и по пальцам. Костя смеялся надо мной.
— Что! Раз по металлу да два по слесарю? Терпи, парень!
Костя и не смотрит, куда бьет молотком, а ничего. У меня так не получается.
Мозолистые, натруженные, покрытые шрамами руки олицетворяют великую, неизбывную силу. Они и гнутся-то плохо, будто неживые, а все могут делать. Я помню: у моего отца были такие руки.
Своей рабочей спецовки я не стыжусь. Она изрядно пропиталась пылью, фуфайка замаслилась. Я даже горжусь — совсем стал похож на настоящего рабочего.
С Леной не виделся целых две недели. В прошлую субботу купил билеты в кино, пришел к ней и не застал дома.
— Она ушла гулять, — сказала Нина Александровна. — Друзья позвали… Да, кажется, на концерт. А что тебя так долго не было видно? Много занимаешься? Леночка говорила, ты хорошо учишься.
Я смутился и тихо ответил:
— Я теперь не учусь.
— У вас каникулы? — удивилась она.
— Нет, я работаю.
— Работаешь?! Где?..
— На заводе.
— Боже мой! Боже мой! С таких лет на заводе. Подумать только!.. Ах, да, я понимаю. У тебя ведь, кажется, нет отца. Маме помогаешь? Похвально!
Она сочувственно покачала головой.
— А Леночки нет. Да, очень жаль.
Я попрощался.
Однажды я возвращался с завода и возле Дворца культуры, у садика заметил Лену. Она неторопливо шла по улице, под мышкой держала книгу. Я догнал ее.
— Здравствуй, Лена! — сказал я и осторожно взял ее за локоть.
Лена обернулась, испуганно и удивленно окинула меня взглядом с головы до ног: фуфайку, грязные рукавицы, грубые кирзовые сапоги. Я почувствовал себя неловко, оправдался:
— С работы иду.
— Да-а?.. А я из библиотеки…
— Что взяла читать?
— Да так, ничего особенного.
Лена растерянно огляделась по сторонам, как будто боялась, что за нею подсматривают, и нерешительно зашагала дальше.
— Вечером дома будешь? — спросил я.
— Не знаю. Возможно, уйду.
Разговор не ладился. Лена отвечала на мои вопросы неохотно, холодно. Я начал было рассказывать о заводе, но она, кажется, не слушала. Вдруг спросила:
— А когда ты бросил учиться?
— Скоро месяц. А что?
— Так, ничего… Я не знала…
Лена ускорила шаг. На перекрестке остановилась.
— Извини, но я спешу, — и побежала через трамвайную линию.
Странно… Как она разглядывала меня, как растерялась и как заторопилась… Вид у меня, конечно, не театральный. Постеснялась идти рядом?..
А тот случай на катке, когда мы встретили Костю Бычкова? Как она сказала? «Что это за грузчик?» Тогда я не придал этим словам значения, но меня укололо пренебрежение, с которым Лена сказала о Косте. Значит, теперь я для нее тоже «грузчик»?
Злополучная шестеренка, или секреты мастерства
Скоро Новый год. На центральной площади города из множества маленьких елочек соорудили большую елку. В магазинах не протолкнешься. В витринах выставлены деды-морозы, слюдянисто сверкающие клееными ватными шубами. Над портиком театра вращается разноцветный стеклянный глобус.