— Кто ж мог? А дорогая шапка?
— Полтораста целковых отдал.
Неловкое молчание.
— У меня тоже намедни комбинезон стянули, — сказал Самосадов.
— А у меня на той неделе комплект сверл украли.
— Да-а, — огорченно протянул Ковалев. — Такого у нас еще не было.
Все понятно — на участке объявился вор. Отвратительно, когда кто-то из своих начинает воровать. Каждому кажется, что могут подумать на него.
Ковалев стоит нахмуренный, брови сомкнул.
— Во второй, смене, говорите?
— Ну да. Вчера уходил домой, оставил здесь.
— Кто у нас работал во второй смене? Гайнуллин, Сушков и Бычков? — спросил Самосадов. — Гайнуллин не в счет. Этот сам скорей отдаст, чем возьмет. Кто-то другой сработал.
— Поспешных выводов делать не будем, — предостерег Ковалев. — Нужно проследить как следует.
Дядя Вася грустно покачал головой.
Я знал, что у него в Мордовии большая семья, которую он собирался перевезти, как только дадут квартиру. Сам он во время войны был мобилизован в трудармию, да так и остался на заводе, и теперь отсылал семье деньги. Пропажа шапки для него — тяжелый случай.
Минут через сорок вернулся Ковалев и сказал:
— В общем так, дядя Вася, цехком сотней рублей поможет. Напишите заявление. Моих двадцать пять возьмите.
— Зачем же…
— Берите.
Дядя Вася растерянно принял деньги. Я достал десять рублей, которые мать оставила мне на мелкие расходы и тоже отдал. Подошли Самосадов и другие рабочие и тоже выложили, у кого сколько было. Дядя Вася смущенно улыбался, не зная, как и благодарить.
Шапка нашлась через два дня. Дядя Вася случайно увидел ее на голове у одного парня из нашего же цеха, когда мы спешили в столовую обедать.
— Послушай, дорогой! — обратился к парню дядя Вася. — Где ты приобрел эту шапочку?
Парень неохотно остановился.
— Купил, а что?
— В магазине купил или где еще?
— С рук взял.
— А у кого, не скажешь?
— В цехе работает, только не знаю, на каком участке.
Дядя Вася оживился. Я тоже с любопытством смотрел на парня.
— А какой он из себя-то?
Парень задумался, посмотрел поверх нас и сказал:
— Остроносый такой, веснушчатый.
Сомнений не было — Гришка.
И вот он явился на смену. На него устремлены несколько пар глаз. Насмешливые, злобные, только не равнодушные. И во всех можно было прочесть одно — презрение. Гришка сразу ощутил на себе колючие взгляды, съежился и торопливо прошмыгнул к своему верстаку.
— Здорово, керя!
Перед ним остановился Костя, широко расставив ноги и сжимая в карманах кулаки. Гришка трусливо завертел глазами. Кругом рабочие, хмурые, разгадавшие его подленькую тайну.
— Шарим, значит? — продолжал Костя. — У своего же товарища, у работяги, тащим? Так, что ли?
— Чего шарим? Ничего не шарим…
— Ах ты, гад! — Костя схватил Гришку за грудки и подтащил к парню, у которого обнаружили шапку. — Кто ему шапку продал?!
Глаза у Гришки забегали еще быстрей, на носу поверх веснушек выступили капельки пота.
— Отвечай, шкура!
— Ну, я…
— А где взял? Вот в этой тумбочке! — Костя посмотрел на стоявших вокруг рабочих. — Комбинезон у Самосадова увел?
— Какой комбинезон?
— Какой, Самосадов?
— Да старенький, не жалко.
— Не в этом дело, — вмешался Ковалев, молча наблюдавший за тем, что происходит. — Коль появился прыщик — может быть и нарыв.
— Вот именно, — вставил Гайнуллин. — Начал с комбинезона, а закончил…
— Тюрьмой! — перебил его другой рабочий.
— Что будем делать с ним, а, братцы? — спросил Костя, все еще не выпуская Гришку из рук.
— Отдубасить как следует! — предложил парень, который купил у Гришки шапку.
Гришка трусливо покосился на Костю, боясь, что он первым начнет его бить.
— В милицию надо отправить, — посоветовал Гайнуллин.
— Нет, в милицию не годится.
— А чего с ним нянчиться! Выгнать с завода к ядрене-фене!
— Я вот что предлагаю, — сказал Ковалев. — Бить его, конечно, не надо, в милицию отправлять тоже не следует. Будем просить цеховое начальство, чтоб перевели его на два месяца в АХО стружку возить по тарифу третьего разряда.
— Это правильней будет, — одобрил дядя Вася. — Нехай его повозит стружку, наука будет.
Так и порешили.
Назавтра Гришку перевели в административно-хозяйственный отдел. Я видел его за цехом, где стружку валят. Он катил большую тачку. Заметил меня — осклабился. Удивительно, как он может после того, что случилось, спокойно глядеть товарищам в глаза?!