О том, что я поступаю в техникум, мама не знала. Возможно, она и догадывалась, только я ей ничего не говорил: хотел сделать сюрприз. Вечером за ужином я долго обдумывал, как бы это получше сообщить, но интересного ничего не придумал. Я посмотрел на маму. Она разливала чай и улыбалась.
— Ну, что ж ты? — вдруг сказала она. — Докладывай, как сдал последний экзамен?
Я остолбенел: готовился удивить ее — и вот на тебе! Взглянул на Женьку, но тот сидел как ни в чем не бывало. Он-то ни о чем не догадывался.
— А… откуда ты узнала?
— Откуда? Мать все знает. От матери ничего не скроешь, она все видит, все чувствует.
Она весело рассмеялась, а я молчал.
— Чего нос повесил? Случайно увидела экзаменационный лист. Искала в карманах платки для стирки и нечаянно наткнулась.
В тот вечер мы долго сидели возле мамы: я с одной стороны, Женька с другой.
— Мама, расскажи сказку, — попросил Женька.
— Какую сказку?
— Где про лебедей.
— Ладно, слушайте.
И она начала рассказывать старую сказку о диких лебедях, которые унесли маленького мальчика. Голос у нее был мягкий, ласковый. И руки тоже теплые и ласковые. Я впервые в этот вечер заметил у нее прядки седых волос и маленькие морщинки на лице, таком добром, родном. Лицо усталое, но глаза счастливые.
Сколько горести я причинял ей! Она всегда прощала: шалости, грубость, позднее возвращение по вечерам…
Милая мама! Только она умеет так прощать. А сколько она пережила, какое бремя вынесла на своих плечах, когда не стало отца.
Вот и Женька подрастает, а растет он шалуном. Маме, конечно, одной за ним не усмотреть. Я должен стать ее первым помощником, опорой».
Прошу принять в Ленинский комсомол
— Женя, ты знаешь, что такое комсомол?
— Знаю. Нам пионервожатая рассказывала. Это резерв и помощник партии.
— А сколько комсомол орденов имеет?
Женька задумался.
— Не помню.
— Не знал да забыл. Так вот запомни — четыре! Два ордена Ленина, орден Трудового Красного Знамени и орден Красного Знамени. Ясно?
— Ясно! — Женька кивает головой.
Спрашиваю еще — и сам отвечаю: готовлюсь в комсомол.
— Сережа, а тебя когда принимать будут?
— Завтра.
— Думаешь, не примут?
— Принять-то, может, и примут. А все же… кто знает?
Мама рассказывала, что раньше в комсомол трудно было вступить.
— Тебя обязательно примут! — сказал Женька убежденно. — Ты ж пятый разряд получил! Дядя Саша говорил, что ты теперь человеком в цехе стал.
— Главное, не волнуйся. Все будет хорошо! — успокаивает меня Саша. — Выйдешь к трибуне. Если автобиографию спросят — расскажешь, на вопросы отвечай не торопясь, обдумывай. Не робей!
Он слегка тронул меня за локти, и мы вошли в красный уголок.
Сел я рядом с Сашей во втором ряду от сцены. Волновался, даже слышал, как сердце гулко бьется в груди.
Народ прибывал. Вскоре все ряды были заняты.
На сцену поднялась невысокая белокурая Наташа Селиванова — секретарь бюро.
— На учете в организации состоит сто двадцать человек. Присутствует семьдесят пять, четверо болеют, остальные во второй смене. Какие будут предложения?
— Начать собрание! — выкрикнули сзади.
Сашу избрали в президиум. Он ободряюще пожал мне локоть и ушел на сцену.
«Ну, — думаю я, — сейчас вызовут…»
Я перебираю в памяти возможные вопросы, силюсь вспомнить по порядку обязанности комсомольцев.
Собрание ведет Саша.
— В комсомольскую организацию цеха поступило заявление от Журавина Сергея Игнатьевича с просьбой принять его в ряды Ленинского комсомола.
Я встаю, стараюсь держаться как можно спокойнее. Усердно разглядываю сучок на спинке стула, поглаживаю его пальцем. Сучок темный и очень гладкий, полированный… Белая косынка с крупными синими горошинами… Я ее уж где-то видел… Ах да, это же наша учетчица Нина. Сегодня она не важничает, оглядывается с любопытством… Интересно, какие вопросы будут?
Ковалев зачитал мою анкету, кивком головы дал знак выходить к трибуне. Выхожу, чувствуя, как ноги дрожат в коленях. «Размазня! Кисель!» — ругаю себя за нерешительность и робость.
Задают вопросы — отвечаю.