— А обувного крема черного не найдется?
— У меня нет. Спроси у матроса…
Свой быт Рогов налаживал основательно и даже с некоторой роскошью для холостого общежитского парня. На его тумбочке появились: роскошное овальное зеркало, одеколон «Шипр», крем для бритья, капроновая щетка-расческа. Сбоку на тумбочке Рогов вбил два гвоздика и повесил обувную и одежную щетки. В изголовьях кровати на стене вывесил аккуратно расчерченные таблицы всех футбольных и шахматных чемпионатов.
Однажды в воскресенье Рогов появился в комнате с торжествующей улыбкой, держа в вытянутой руке этажерку, как держат стул за одну ножку.
— Вот! В комиссионке прихватил.
На следующий день на этажерке появилось штук пять книг, а еще через несколько дней — полное собрание сочинений Лескова в одиннадцати томах — красные запыленные ледериновые обложки. Они сразу придали этажерке внушительный вид.
Рогов поправил томики, отошел в сторону, полюбовался.
— Отменно! Классика — по дешевке, уцененные. Как?
Появление этажерки с книгами Игорь Мерзанов встретил спокойно.
Шлентов уважительно взял одну из книг, полистал.
— Я почитаю?
— Читай, брат Саня!
По утрам Рогов делая зарядку и, поскольку вставал рано и начинал возню, доставая из-под кровати двадцатикилограммовую гирю, то будил всех.
— Послушай, — бурчал Мерзанов из-под одеяла сонным голосом. — Нельзя ли перенести этот тренаж на вечернее время?
— Нельзя, — отвечал Рогов. — Это утренняя разминка. Извини, брат, флотская привычка.
— Идиотская привычка!
— Физзарядка всем полезна. Об этом и в журнале «Здоровье» пишут, — не унимался Рогов.
— Слушай, иди ты…
— Ухожу! — улыбался Рогов, подняв руки. — Отчаливаю.
Во дворе он соорудил турник — вкопал два столба и укрепил на них лом, ошкуренный до блеска наждачной бумагой. Выделывал «склепки» и даже пробовал «солнышко» крутить. Дня два к турнику никто, кроме Рогова, не подходил. Потом стали осаждать толпой и откалывать под общий хохот кто что горазд.
Однажды в воскресенье Рогов вытащил во двор гирю. Собралась толпа парней. Стали выжимать на спор, кто больше.
— Был у нас в эмтэесе один кузнец, — рассказывал Шлентов, — такой здоровущий детинушка. Так он за четверть самогонки на спор выжимал ось от вагонетки…
— Я те за четверть и от вагона подниму.
— Кузнец спился, его из эмтэеса вытурили, — заключил Шлентов.
— Это что! Вот я знал одного мужика… И началось!
Подошла Римма-воспитательница. В белой кофте и темно-синей плиссированной юбке она была похожа на пионервожатую из школы. Ей не хватало только красного галстука.
— Что у вас тут происходит?
— Соревнуемся. Вы бы нам из культмассовых средств выделили на приз победителю. Ну, скажем, на бутылочку коньяку или хучь водочки.
— Соревнование — это хорошо, — серьезно сказала Римма. — Только на водку нельзя. А книжки можем вручить победителю.
— Моему знакомому, который двадцать раз подряд…
Все захохотали.
Римма ничего не поняла и покраснела. Она всегда краснела, когда приходилось слышать что-нибудь непонятное от парней. Она терялась.
— Отставить! — скомандовал Рогов. — Даешь швартовый при девушке…
Ш л е н т о в:
Звать меня Александром Егоровичем Шлентовым. Родом из деревни Кершино. У нас там полдеревни все Шлентовы. Есть мать с отцом да братовья. В совхозе работают. Я тожеть раньше в мэтэес робил, да потом в город потянуло. Но в деревне все же вольготней. У нас каждый год засаливают по две кадки двадцативедерных капусты, да еще две поменьше огурцов, да одну ведер так на десять помидоров. А по морозцу каждую осень отец-то телку забивает. А в городе все страсть как дорого. Давеча на рынке спрашивал. Картошка по двадцати копеек за кило, соленые огурцы по рублю, на старые-то деньги по червонцу, значит. Яблоки привозят издалека, больно дорогущие. Чего? Работаю где? Дак в монтажном отделе трактористом. Станки разные да оборудование устанавливаем. Платют неплохо. Я не так давно справил себе шевиотовый костюм, да подарков домой кой-каких купил, да еще денег свезу, когда на Октябрьские праздники-то поеду… Ну, а общежитие наше очень даже приличное. Чего тут плохого скажешь?.. Про товарищей чего могу сказать?.. Мне очень даже матрос приглянулся. Хороший человек. Мы с ним фотокарточки делаем. Проявляем. Дак я окно одеялами завешиваю… Сроду раньше не видал, как это выходит. Чудное дело: мокаешь чистый листок, а там видение возникает. Забавно! Матрос меня сколь раз уж снимал. Я домой все карточки свез. …А еще в нашей комнате живет инженер. Я ему чем-то шибко не приглянулся. Чего-нибудь не так скажу, не так сделаю — не по-евоному, дак он просмеивает меня. Фотокарточки я над койкой повесил, в рамочке за стеклом. Сродственников своих. Дак он все посмеивался и чего-то в нос гундосил… Я с избирательного участка плакаты разные принес. Нет, не плакаты, а художественные картины. Да он подошел и стал их разглядывать. «Приобщаетесь к искусству, говорит. Похвально, мой друг!» Да вдруг как захохочет. Свихнулся, думаю. А может, я чего неладное принес?.. Ну дак там среди картин оказался один плакат, что в сберкассах вывешивают: море, пальмы, «деньги накопил и путевку купил». Вот инженер и просмеял меня, чтоб я, значит, этот плакат повесил над койкой заместо картины…