8
Бабье лето длилось недолго — недели полторы. Кругом золото. Теплынь. Молоденькие клены и липы, высаженные три-четыре года назад, в несколько дней стали желто-оранжевыми, с редкой прозеленью. Потом вдруг резко похолодало. Задул ветер. В два дня весь осенний наряд слетел. Деревья сразу стали тонкими-тонкими, беспомощными, улицы прозрачными и небо — холодным и в просветах между тучами промытым. Листва пожухла и сбилась в кучки на обочинах, вдоль штакетника, в траве.
По улицам поселка потянулся сизый едкий дым — дворники сжигали сметенные в кучи листья. Возле костров ватаги радостных ребятишек. А еще несколько дней спустя стало серо, пасмурно — пошел дождь, нудная осенняя изморось. Потом со свинцового неба посеялась мокрая крупка. Тротуары покрылись ледяной скорлупой. Полетели белые мухи, и к концу октября на гололед лег первый влажный снег. Мороз прочно приклеил его к земле, и уж многие считали — не растает. Но снова потеплело, поплыло, и снег превратился в студенисто-жидкую грязь, липкую и скользкую.
…Вторую неделю Васька Мохов сидел без денег. Получив получку, он больше половины отдал Михе — проигрыш. Жил впроголодь. К тому же у него не было пальто, а промасленная фуфайка, однажды промокнув насквозь, превратилась в леденящий панцирь. Из дыр лезла грязная промокшая вата. Фуфайку пришлось бросить. Васька ходил по улице в одном костюме. Ветер пронизывал, и тщедушное Васькино тело коченело, губы синели, зубы выбивали дрожь.
Тоска…
Одну ночь Васька не ночевал в общежитии. Рогов искал его, но не нашел.
— Поди, пьет, — сказал Шлентов.
— Плохо кончит, — сказал Рогов. — Жаль пацана…
Наутро Мохова нашли в бойлерной за калорифером. Его лихорадило. Рогов отправил его к мастеру, тот выписал направление в поликлинику…
Васька с трудом добрался до общежития. Ноги еле волочил. Ослаб. На лице выступила испарина.
Васька взял у дежурной ключ и поднялся к себе. Снял промокшие, обляпанные жидкой грязью ботинки, лег на койку лицом к стене. Тело ныло. Голова гудела. Стал разглядывать алюминиевый накат на стене.
Лихорадило, стучали зубы. Васька натянул на себя одеяло, накрылся с головой и стал глубоко дышать, стараясь нагнать тепло. Костюм был влажный, но не хотелось шевелиться и раздеваться. Челюсти неуемно выстукивали дробь. Мало-помалу Васька пригрелся, стала одолевать дрема…
В тишине было слышно, как под порывами ветра вздрагивают оконные рамы и где-то на крыше поскрипывает оторванный лист железа…
Васька несколько раз засыпал коротким бредовым сном. Просыпаясь, ощущал ломоту во всем теле. В груди гудело и мешало дышать. Стало жарко. Снова уснул…
…Миха схватил Ваську обеими руками за грудки и тряс со всей силы.
— Дешевка, — кричал он, — от Фиксы не уйдешь!
Миха рвал на Ваське одежду и бил кулаками по голове. Больно бил. Васька яростно вырывался, защищался и от бессилия рыдал…
— Вот дурачок! Чего ты? — сказал Рогов ошалело глядевшему на него Мохову. — Я же раздеть тебя хочу.
Васькино лицо сплошь было усыпано капельками нота. Он наконец пришел в себя и узнал бригадира. Потом огляделся и с облегчением вздохнул. Васька послушно разделся и лег под одеяло.
— Видать, сильно захворал, — сказал Шлентов.
— У врача был? — спросил Рогов у Васьки.
— Был.
— Получил бюллетень?
— Ага… — Васька достал из кармана пиджака сложенный вчетверо листок и выловил пальцами два пакетика таблеток, протянул Рогову.
— Лекарство пил?
Васька отрицательно помотал головой.
— Нужно пить.
— Сейчас бы в самый раз чайку с брусничным взваром, — сказал Шлентов. — Хорошо помогает. У нас в деревне это самое первое лекарство против квелости. Денька два попить — хвори как не бывало. Только где ж ее достанешь сейчас, брусники-то? Кабы к себе в Кершино съездить.
9
Я несколько раз пытался поговорить с Моховым по душам. Ничего не рассказывает о себе. Все время молчит. Нелюдим. Как дикий зверек.
Спрашиваю его:
— Ну, а родственники у тебя здесь хоть какие-нибудь есть?
Он стрельнул в меня быстрым недоверчивым взглядом и тут же отвел глаза. Но все же сказал: