— Ну, есть. Тетка по отцу. А тебе-то что?
— Да ничего. Просто спросил. Вот ты лежишь больной, а родственники не навещают.
Васька чуть заметно скривил рот в усмешке.
— У тебя, ведь, кажется, сестра есть?
— Ну, есть…
— Она-то тебе пишет?
— Писала раньше.
— А теперь?
— А теперь нет.
— Почему?
Васька тяжело вздохнул.
— Я ее адрес потерял. И она про меня не знает…
Я снова пытался расспросить Мохова о прошлом, но он сразу уходил в молчание, прятался в нем, как улитка в раковине.
Адрес тетки я все же выпытал и отправился к ней.
Она рассказала (магнитофонная запись):
— Я, знаете, никого выгораживать не хочу. Все виноваты, а оттого и вся жизнь у них в семье шла кувырком. Что Иван частенько попивал, то это точно. А уж как выпьет, тут и пошел греметь. С получки обязательно вдрызг наберется и начнет буянить: мать-перемать, тут и мебель в ход, Фиску, жену, раз-другой стукнет. Она ревет, детишки, бедные, в угол забьются и тоже ревут… Я сколько раз говорила Фисе: «Уйди ты от него, ирода!» — «Не могу, говорит. Дети ведь у нас». Так, дура, и мучилась. Я хоть и родная сестра Ивану, а ни за что не защищаю его. Распущенный он человек. Пока трезвый, вроде все понимает, соглашается, кается. Фиска два раза забирала детей и уходила ко мне. Так Иван на другой день проспится, придет и давай уговаривать: «Фис, прости, пойдем домой». А у бабы ясно какое сердце — отходчивое. Так вот и мучилась с ним… Уж отмучилась… А ведь как жили?.. Бедней нищего. Ни мебели тебе приличной, ни одежонки порядочной… Перванькая-то у них Варька, в сороковом родилась. А Васька в сорок третьем, в войну. Ну, тогда ясно какая жизнь была. Работали от темна до темна. Ребятишки одни дома. Варька, значит, нянька. Постелет мать на полу стеганое одеяло, обкладет со всех сторон подушками — это для Васьки. Варька ему натаскает всяких баночек, пузырьков, бельевых прицепок — игрушки это у них. Так целый день и сидят они. Голодные. Варька нажует ржаного хлеба, завернет в марлю — соску сделает. Сунет жеванку Ваське, тот пососет и уснет. Налелькается с ним и сама туда же. Я, бывало, когда во вторую-то смену работала, зайду попроведать их, гляжу, а они оба калачиком так и спят. Как только и выросли… Ну, а уж после, как Васька-то подрос, Варю отец устроил на завод в ихний же цех рассыльной. Ее поначалу не брали, недоросток — еще и пятнадцати не было. Так Иван упросил начальство — приняли. А Васька, известно, целый день на улице. В школе учился плохо. Связался с ширмачами, через них и угодил в колонию-то. Но это потом, а сначала вот что было. Как война-то кончилась, стали они жить маленько посправнее, в дом кое-что купили. Иван одно время даже пить перестал. Так бы и жить! Так вот, попутала нечистая — связался Иван с молодухой. Я не берусь судить-рядить, только скажу, что бабенка энта его приветила возле себя. Она поварихой работала, так у нее в доме чего не было! Всего натаскает! Ушел Иван к ней жить. Ну, а Фиска, понятное дело, убиваться стала. Шибко страдала. Сердце у нее и так слабое было, а тут и вовсе сдало. Болеть стала сильно: неделю работает, две бюллетенит. А тут Васька-то и попался на краже. Его судить за малолетство не стали, а отправили в детскую исправительную колонию. Ему лет четырнадцать было. Это-то Фиску и доконало. Померла она сразу. Ехала в трамвае, говорят, народу было полно. Потом оседать стала и рухнула… Хоронил цех. Народу много было. Она, покойница, при жизни работницей хорошей была. Иван наш — совесть, видно, в нем заговорила — много старания приложил: на могилке оградку металлическую сладил, памятник железный поставил, цветов насадил. Только это все мертвому уж ни к чему… Так вот вся семья и развалилась…
— Ну, а Варя где сейчас?
— Она на целину укатила. Вот когда молодежь-то ехала, и она по комсомольской путевке. Я и не знаю, где она теперь.
— А отец?
— Отец что? У Ивана во второй семье двое ребятишек. Все так же выпивает, да только эта его в руках держит. Эта, если что, так сама выгонит из дому — баба-бой…
— Василий к ним не ходит?
— Нет, не ходит. Хозяйка его не любит. «Не желаю, говорит, в своем доме шпану держать…»
— А вы его часто видите? Знаете, как он живет?
— Да где ж мне успеть? У меня своя семья. Забот — хоть отбавляй. И то надо, и се надо. Везде приходится поспевать. У меня свой-то хоть и не шибко, но тоже выпивает. И с детьми возни много — школьники… А Васька что ж? Иногда заглянет, да и то чтобы денег занять… Вот вы говорите, что в карты играет да водку пьет. А в кого же ему быть хорошим?..
— Знаете, он сейчас болен, — сказал я.
— Болеет, говорите?