— Вы ведь все это специально подстроили? Специально да? А потом извинитесь передо мной. Тогда я, может, и прощу вас. Сознайтесь, Трэвис!
— Я ничего не делал намеренно! — возмутился он. — Вы сами перекинули правую ногу через седло, помните? И сами настояли на том, чтобы ехать в дамском седле. Откуда мне было знать, что вы никогда раньше им не пользовались?
— Да, но на Юге ездят в дамских седлах, — с апломбом заявила Эмили.
Трэвис едва не застонал.
— Но вы не с Юга. Вы из Бостона, — стараясь говорить спокойно, ответил он.
— На Юге дамы более утонченные. Это всем известно. Именно потому я и решила быть южанкой.
Он почувствовал, как в висках запульсировала кровь.
— Нельзя решить быть южанкой.
— Нет можно! Я могу стать кем угодно. Захочу — и буду.
— Но почему именно южанкой? — спросил Трэвис, хотя понимал почему.
— Ну-у… у них такое женственное произношение, они так красиво, я бы даже сказала, музыкально, растягивают слова… Я много тренировалась, чтобы научиться так говорить, и думаю, сумела достичь совершенства. Хотите послушать?
— Нет, не хочу, Эмили. И не все южанки ездят я дамских седлах.
Взгляд, которым девушка одарила его, заставил Трэвиса пожалеть, что он снова упомянул о седле.
— Большинство южанок ездят, — упорствовала Эмили. — И если я никогда раньше не садилась в такое седло, это вовсе не означает, что я не смогла бы этому научиться. Вы нарочно перекинули меня через лошадь, Я могла сломать себе шею.
— Я просто подсадил вас, — возразил Трэвис, услышав ее абсурдные обвинения. — Откуда я знал, что из этого получится? Как плечо? Все еще болит?
— Нет, я очень ценю то, что вы помассировали его и облегчили мне боль. Но поглядите, на что похоже мое платье! Оно все в грязи! Большое вам за это спасибо! Представляете, что подумает обо мне Клиффорд О'Тул?
— У вас на перчатке огромная дырка от пули. Может, он сперва обратит внимание на это? А кроме того, если он вас любит, какое для него значение имеет ваш внешний вид? Да никакого.
Эмили с хрустом откусила яблоко, а потом с откровенной прямотой заявила Трэвису:
— Не любит он меня. Да и не может любить. Он ведь меня никогда не видел.
Трэвис прикрыл глаза. Говорить с Эмили— все равно что пытаться переспорить Коула; безнадежное занятие.
— Значит, вы собираетесь выйти замуж за человека, с которым никогда не встречались? Вам это не кажется странным?
— Да нет. Вы когда-нибудь слышали о невестах, найденных по почте?
— Так вы одна из них?
— В некотором роде, — уклончиво ответила Эмили.
К нечно же, она таковой и была, но гордость не позволяла ей в этом признаться. — Мы с мистером О'Тулом перепивались. Думаю, что узнала его достаточно хорошо. Он очень ярко и образно пишет. Более того, он поэт.
— Он писал вам стихи? — насмешливо улыбнулся Трэвис.
Эмили привычно вздернула подбородок.
— А что тут смешного? Стихи у него замечательные!
Да перестанете вы наконец ухмыляться? Они очень красивые. Совершенно ясно, что он весьма интеллигентный человек. Можете почитать письма, если не верите. У меня они все с собой, в одной из сумок. Могу достать.
— Я не хочу читать чужие письма. Лучше объясните, почему вы решили выйти замуж за незнакомого человека.
— Я попыталась выйти за знакомого. И что из этого получилось?
— Поэтому вы и кинулись переписываться с О'Тулом? После того, как вас бросили? Так или нет?
— Не совсем. Я хотела, чтобы история с Рэндолфом стала последним разочарованием в моей жизни.
— Как это? — удивился Трэвис, тщетно пытаясь понять, каким образом она собирается избежать разочарований в будущем.
Эмили, казалось, прочла его мысли.
— Я не спала всю первую брачную ночь, если ее можно так назвать.
— Вы плакали?
— Да нет. Я размышляла. И пришла к выводу, что Мне надо измениться. Я всегда была слишком откровенной и прямодушной. Ну что ж, больше не буду. Спасибо большое.
— Почему же тогда вы так откровенны со мной?
Эмили пожала плечами.
— Да, наверное, зря, — вздохнула она. — Но завтра я с вами распрощаюсь, и мы никогда больше не увидимся. Так что ничего страшного, если вы вдруг заметите в моих словах или поведении фальшь.
— Когда человек пытается казаться иным, чем он есть на самом деле, он только себе делает хуже.
Эмили покачала головой.
— Я была самой собой, но ничего хорошего из этого не вышло. Поэтому я решила переделать себя и избавиться от прямолинейности, простодушия и надменности.
— Вы просто переутомились. Устали. Правда? — «И еще, мэм, у вас не все в порядке с головой», — добавил он про себя. — Задета ваша гордость? Ничего, вы с этим справитесь.
Рыцарское отношение Трэвиса стало раздражать девушку.
— Я знаю, что делаю. Гордость тут ни при чем. Я всегда была очень обязательной, много трудилась, и что же? Может, привести пример? — Не дожидаясь ответа, она ринулась в атаку: — Рэндолф хотел работать в банке. Он почти заканчивал учебу, когда мы обручились. Учился он неважно и даже опасался, как бы его не попросили оставить университет. Я ему говорила, что если б он не принимал все приглашения, которые ему присылали, и не торчал на вечеринках, то у него бы оставалось больше времени для дела. Но он меня и слушать не хотел. Однажды Рэндолф попросил меня помочь ему выполнить одну работу, а я, дура, написала всю ее сама, и даже несколько вариантов. Угодить видите ли, хотела. Предполагалось, что он просто использует написанное как вспомогательный материал. И что я узнала! Мой нежный друг поступил очень просто: оставил свое имя на первой странице и отдал преподавателю как свой труд. Разве это честно? Вы спросите, понес ли он наказание за эту ложь? Хм, «его» работу так высоко оценили, что один из самых престижных банков Бостона пригласил Рэндолфа к себе, на очень хорошее жалованье. Вот тут-то моя сестра им и заинтересовалась. Смешно, да? Если б я ему не помогла, он не оказался бы в столь выгодном положении, а Барбара не обратила бы на него никакого внимания. Как известно, на ошибках учатся. Вот и я сделала соответствующий вывод. Так что у нас с мистером О'Тулом все будет хорошо. Рэндолф нарушил данное мне обещание. Мистеру О'Тулу я этого не позволю.
— Интересно, каким образом?
Она не обратила внимания на его вопрос.
— Может, он и не настолько богат, как Рэндолф, но живет в таком красивом и диком краю, на великолепной, почти девственной земле, а это мне очень нравится. Я не люблю город. До сих пор не могу к нему приспособиться. Знаю, вам этого не понять, вы живете здесь всю жизнь, но я в городе просто задыхаюсь. Воздух грязный, на улицах толпы народу, везде высоченные дома, из-за которых не видно неба.
— Но разве вы не собирались жить с Рэндолфом в Бостоне?
— Он обещал мне, что через год после свадьбы мы переедем на Запад. Отец был просто в ужасе. Он считал, что хорошее жалованье в банке гораздо важнее моих прихотей.
— Нет, деньги не самое главное в жизни. До сих пор помню, каким кошмаром был для меня Нью-Йорк.
Эмили удивленно раскрыла глаза.
— Вы жили на Востоке?
— До десяти или одиннадцати лет.
— А почему уехали?
Трэвис собирался всего лишь коротко ответить на вопрос, не вдаваясь в подробности, но Эмили, оказалось, умеет слушать, и его, что называется, понесло. Полчаса он рассказывал ей о братьях, сестре, ее муже, маме Роуз. Эмили пришла в полный восторг от его семьи, улыбнулась, услышав, что он намерен стать адвокатом, а когда он сообщил о приезде мамы Роуз, на глазах ее выступили слезы — Трэвис готов был в этом поклясться.
— Какой вы счастливый! У вас такая любящая семья,..
Он энергично кивнул.
— А ваша?
— У меня семь сестер. Я надеюсь, что в один прекрасный день кто-то из них приедет навестить нас с мистером О'Тулом. У него большой дом с винтовой лестницей. Он написал мне про это в одном из писем.