Я так измучалась, что вскрикнула от боли, но с моих пересохших губ сорвался только хрип. Пряди моих волос, распущенных Макланом, трепались по ветру, и одна прядь зацепилась за куст. Мужчина, который вел под уздцы пони, грубо дернул зацепившуюся прядь.
Наши похитители молчали, но шли вперед быстрее, чем прежде. Мы двигались вверх по горному склону. Время от времени налетали порывы холодного ветра. Я не помню, как долго мы странствовали во тьме. Мое лицо снова было накрыто краем мешковины, и я не могла бы ничего видеть, даже если бы кто-то освещал дорогу факелом.
Я, как за последнюю соломинку, держалась за надежду, кратко вспыхнувшую от вести о том, что на границе народ поднялся и готов броситься нам на выручку. Лошади, на которых скакали всадники, сопровождавшие моего отца, были куда резвее гурлионских пони, а ищейки редко теряли след. Но эти разбойники, эти отверженные, не присягавшие на верность ни одному клану, знали тайные тропы ко многим укрытиям. Сам Маклан ухитрялся уходить от вымуштрованных воинов моего отца. За последние несколько лет он совершал дерзкие набеги и ловко уходил от любой погони. В некотором роде он стал легендой.
Вскоре все мысли и ощущения прогнала дикая жажда. Никогда, за все годы, пока я оттачивала свой дар, мне не доводилось так сражаться с собственным телом, я ни разу так не пыталась отречься от его нужд, не испытывала таких нетерпимых желаний. Сильнее всего меня терзала жажда, но вскоре к ней присоединился голод, и оба зверя избрали меня своей жертвой и поедали меня изнутри.
Я не пыталась мысленно обращаться к сестрам, потому что знала: они испытывают такие же муки. В этот час единение, к которому мы привыкли за годы, ничего бы нам не дало. Каждая из нас должна была сохранять рассудок и собственную жизнь. Но всякий раз, когда я пыталась заставить себя вспомнить одну из мудрых поговорок, которым нас научила Дьюти, у меня ничего не получалось.
Голова болела так, что, как я ни старалась, я не могла соединить одно слово с другим. Да и что пользы было бы от поговорок старой ведуньи? Меня поглотил мрак, который был чернее ночи.
А потом я услышала журчание. Я уловила этот звук не слухом, а сознанием. Мои глаза были закрыты, но почему-то я могла видеть. Во мраке возник просвет, и лившееся из него сияние с каждым мигом, с каждым моим измученным жаждой вздохом становилось все ярче и яснее, и наконец я ощутила себя погруженной в ванну, наполненную живительным солнечным светом. А потом — о, какой жестокий мираж породило мое истерзанное жаждой сознание! — золото превратилось в серебро, и я оказалась в потоке медленно текущей воды! Я непроизвольно открыла рот, и вода, благословенная вода поднялась в объявшем меня потоке и омыла мои потрескавшиеся, кровоточащие губы. Я пила и пила.
Вода! Там лежала рядом со мной. Ее руки были развязаны, и с каждого пальца стекали струйки воды. Это казалось невероятным, но это было так. Я сделала большой глоток. Почему-то, утолив жажду, я ощутила другую потребность — не свою, а своей сестры. Я мысленно ответила на ее безмолвную просьбу и снова зачерпнула ладонями и выпила благословенного напитка.
Мое лицо было омыто. Омыто? Но как? Откуда взялась эта вода, которая не только уняла всю боль в моем теле, но словно стала целительным бальзамом для моей души?
«Глотни, — приказала я себе, — а потом попытайся мысленно обратиться к сестрам».
Однако ни та ни другая не ответили на мой зов. Немного встревоженная их молчанием, поскольку каждой из нас было трудно распознать другую, не назвав себя, я непроизвольно мысленно произнесла: «Я — Сабина из рода Скорпи».
Как долго еще мы были в пути после нашего странного общего сновидения, я не могу судить. Однако, когда оно закончилось, мой дух словно бы отделился от тела, которое звалось Тамарой, обрел покой в месте, которое укрепило и поддержало меня, будто любящие руки.
Увы, этот заботливый кров рухнул, как только мое тело грубо швырнули наземь. На этот раз я упала на мелкие камни. Удар и боль возвратили меня в мое тело, в то безумие, в которое превратился мой мир.
«Бина! Силла!» — позвала я.
«Я здесь», — ответили каждая из сестер.
Тут меня схватили за ноги и поволокли по земле. При свете дня, наступившего после ночи, наполненной столь невероятными событиями, я увидела Маклана, стоящего возле нас. Он держал в руке нож. Маклан наклонился и сжал другой рукой прядь моих волос. Казалось, он хочет снять с меня скальп. Но он всего лишь срезал прядь и при этом засвистал.
Я узнала напев. Эту песню распевали повсеместно. Не только ее мелодия звучала издевательски. Ее слова могли вызвать гнев у каждого семейства, обитавшего вблизи от границы.
— Не стоит ли мне взять арфу, как подобает барду, миледи? — Разбойник провел срезанной прядью по моему лицу. Издеваясь надо мной, он ухмыльнулся. — Погоди, вот услышишь следующий куплет, который я только что сочинил! Мы вас не повесим, нет, — так не поступают Мервены. Твой папаша заточил меня в темницу, сложенную из сырого камня, и я добывал себе воду, облизывая стены. Прижимал язык к голому холодному камню. Не думаю, что там, куда вы скоро отправитесь, у вас будет даже это. Мы вас в Потемки отправим. Пусть за нами охотятся с гончими псами, пусть пускают в ход все свое колдовство — ничего у них не выйдет.
Я гадала над его словами, а он снова позвал своих подручных.
Дальше наши мучители действовали быстро. Нас поволокли по земле и уложили на что-то плоское. Затем этот помост подняли в воздух. Мы не могли пошевелиться и видели только туго натянутый канат над нами. Помост слегка качнулся, и я испугалась, что мы свалимся с него.
Вниз… Нас начали спускать куда-то вниз, и мы могли быть уверены: то, что нас ждет, ничуть не лучше оставшегося позади.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Опора, на которой мы лежали, раскачивалась из стороны в сторону. На нее словно бы налетал порывистый ветер. Мы не были ничем прикреплены к помосту и запросто могли свалиться вниз до того, как оказались бы там, куда нас замыслили опустить разбойники.
Как я ни силилась избежать такой судьбы, она все же постигла меня. Я покатилась по помосту и упала. Я падала, пока, окутанная толстой мешковиной, не рухнула на какую-то поверхность с такой силой, что из меня едва не вышибло дух. Я хрипло вскрикнула, а в следующее мгновение на меня что-то свалилось сверху. Потом меня объяла тьма.
Мы раскачивались из стороны в сторону. Но как? Почему? И — кто я? Наконец осознание вернулось ко мне: я Сабина. А потом я упала на что-то, и это «что-то» пошевелилось подо мной. Я услышала сдавленный крик, донесшийся словно бы издалека. Я снова лежала неподвижно. На этот раз — на боку. Собрав все силы, какие у меня остались, я мысленно окликнула сестер:
«Там… Силла!»
«Да».
Это была Силла. Я узнала ее, потому что мысленные «голоса» так же разнятся, как голоса обычные.
«Там!» — снова позвала я. Она всегда была самой сильной, самой уверенной из нас троих. Но именно над ней больше издевался Маклан…
Я не успела еще раз позвать сестру. Кто-то грубо поднял меня вверх ногами и тряхнул, потом рванул к себе. Еще раз… и еще. Я поняла, что запуталась в веревке, к которой был привязан помост.
Еще один рывок — и я освободилась и полетела вниз. Мою щеку оцарапала грубая ткань… мешковина?
«Силла? Там… Там?» — в отчаянии звала я.
«Да, — вновь сразу откликнулась Силла. — Там рядом с тобой… я ее вижу. Но… это кровь у нее на лице? Там!»