Выбрать главу

Особенно мерзко ему стало на обеде, когда Олеша позвал Петрова к ним за стол и принялся задавать какие-то наводящие вопросы про то, как непропорционально распределяются литературные таланты между братьями Катаевыми.

Ильф дождался паузы и без какой-то связи с плакатом прошелся относительно болезненной мстительности Олеши — чего не делал практически никогда, потому как в основе их дружбы лежала негласная договоренность не шутить друг над другом.

Петров допил кофе и убежал. Олеша надулся, и Ильф, не удержавшись, пошутил еще и насчет этого. Он был беспощаден.

К концу обеда они с Булгаковым решили пройтись. Олеша, обычно сопровождающих их в ежедневных моционах, все еще сердился и в наказание лишил их своей компании.

— Мне кажется, вы сами переживаете больше, чем Евгений Петров, — заметил чуткий Булгаков.

— Петров, что Петров, — с досадой сказал Ильф. — Дело не в том, что человек перестанет писать из-за этой гнусной выходки, а в том, что мой друг — двуличная сволочь. Вы слышали утром?..

— Просто не принимайте это на ваш счет, и все, — улыбнулся Булгаков. — Вы слишком много требуете от дружбы. Если вы перестанете прощать вашим друзьям их маленькие слабости, то станете совсем одиноким.

— Есть вещи, которые я не собираюсь терпеть, — серьезно возразил Ильф. — И подлость в том числе. Если он сегодня же не скажет Петрову, я просто не знаю.

— О чем вы говорите! — рассмеялся Булгаков. — Вот так прямо Олеша подойдет к Жене и скажет: простите, я отправил ваш фельетон в «Сопли» не потому, что он так ужасен, а потому, что вы, Петров, положили глаз на мою музу?

— Примерно так.

— Что за наивность, Иля! Этого никогда не будет. Может быть, вы еще попросите Олешу признаться, что он завидует Жене — его характеру, его трудолюбию и его великолепному брату?

Ильф промолчал — говорить об Олеше в таком ключе ему было неприятно. Но оставить все как есть он тоже не мог.

К вечеру он окончательно убедился, что Олеша считает себя абсолютно правым, а инцидент — исчерпанным. Злиться на него было абсолютно бесполезно, и Ильф сменил гнев на милость. Они с Юрой мирно поужинали в столовой и распрощались — Ильф спокойно объявил другу, что хочет задержаться и немного поработать.

Утром любитель раннего подъема Булгаков обнаружил его спящим на трех составленных в ряд стульях. Ильф встал, недовольно потер глаза и пошел в столовую «Гудка» за горячим кофе — от недосыпа его знобило.

По пути поймал за рукав куда-то мчащегося Петрова и попросил забежать к ним в течение дня.

Петров зашел уже ближе к обеду, и все это время в редакции царила напряженная атмосфера. Олеша демонстративно не разговаривал с Ильфом и не участвовал в общих обсуждениях.

— Ну же, Юра, признайтесь, — с улыбкой говорил ему Ильф. — Вы же сами знаете, что вы были не правы. Я же вижу! Так чего вы злитесь?..

Олеша молча скрипел зубами и раздраженно точил карандаш. К Ильфу он каждый раз демонстративно поворачивался спиной. Булгаков и остальные разводили руками и беззвучно смеялись. Все работали и ждали Петрова.

И вот он пришел: взглянул на стену, недоверчиво вскинул голову, не обнаружив свой фельетон в «Соплях и воплях»… и увидел четвертую стенгазету.

Ильф рисовал всю ночь. Стенгазета называлась «Обидчики Ю. Олеши». Центр композиции занимала газетная вырезка со злополучным фельетоном Петрова. Поверх вырезки красовалась фотокарточка с портретом и текстом следующего содержания:

«Е.П. Петров (Катаев):

1. Пообещал жениться на девушке, которая понравилась Ю. Олеше.

2. Слишком много работает.

3. Имеет знаменитого брата».

Полюбовавшись, Петров подошел к Олеше, протянул ему руку и весело сказал:

— На сатисфакции я не настаиваю. Могу предложить обычную драку!

Олеша молча пожал протянутую руку, но потом не выдержал и засмеялся. Петрову притащили кофе, и инцидент был исчерпан.

Ильф помирился с Олешей после того, как снял стенгазету. Больше таких размолвок у них не случалось. Про этот эпизод в редакции «четвертой полосы» старались не вспоминать.

Тогда никто не мог и подумать, что Юрий Олеша напишет свой гениальный роман «Зависть» всего через год, в 1927 году. Но помнить его будут не за «Зависть», а за сказку «Три толстяка» — посвященную Валентине Грюнзайд, жене Евгения Петрова. А Илья Ильф и Евгений Петров вскоре начнут работать вместе и напишут «12 стульев» уже в 1928 году.

полную версию книги