Так говорил тогда общественный обвинитель, и его сразу поняли все в зале и за судейским столом.
В том же 1927 году и в том же городе произошел другой трагический случай.
В морозную новогоднюю ночь на проспекте 25 Октября у ресторана «Кахетия» дежурил шофер автопарка Михайлов. Шел третий час ночи, постепенно спадала волна новогоднего веселья, шофер уже три пары доставил по домам и снова стал у ресторана. Старый «бенц», черный, неуклюжий лимузин, застыл у подъезда, и мотор его, не заглушенный из‑за мороза, хрипел, как сердитый жирный мопс.
Вскоре из подъезда ресторана вышла пара – статная, красивая, модно одетая женщина и тонкий, бледный юноша. Они сели в машину, и юноша велел ехать на Знаменскую. Машина заурчала, глухо выстрелила и понеслась. Из‑за треска старого мотора не было слышно, что происходит в пассажирской кабине, да шофер и не прислушивался. Он устал, промерз и мечтал о теплой комнате и горячем чае.
На Знаменской они остановились. Юноша помог даме выйти из машины, остановился с нею у подъезда и стал звонить. Потом он долго и нежно целовал ей руку, видимо, о чем‑то спрашивал, но она отрицательно кивала изящной головкой и смеялась самодовольно и весело. Затем дворник открыл дверь, она исчезла в подъезде, и юноша снова сел в машину. Он попросил отвезти его домой на Обводный канал. Шофер кивнул головой, они понеслись опять. Изредка мотор глухо ворчал, но привыкший к его капризам шофер не обращал на это внимания.
У дома № 7 машина остановилась. Шофер обернулся. Пассажир не двигался и молчал.
«Ишь ты, заснул, черт паршивый», – мысленно выругался шофер, вышел, подошел к задней дверце машины, открыл ее и дернул пассажира за рукав:
– Вставайте, гражданин, приехали.
Но неизвестный ничего не ответил, и его рука безжизненно упала на сиденье. Удивленный шофер стал энергично его расталкивать и тут только обнаружил, что пассажир мертв. Осветив кабину, он увидел, что плюшевое сиденье испачкано кровью, вытекшей из раны на виске, а в ногах покойного валяется черный наган.
Страшно испугавшись и закричав, шофер бросился от машины. Он начал неистово стучать в ворота дома, поднял шум, и вскоре появился заспанный дворник.
– Чего расступался тут? – раздраженно спросил он, почесываясь и сплевывая в сторону.
– Пассажир… из этого дома… приказал ехать… мертвый… – бессвязно бормотал шофер.
С дворника мигом слетел сон, он подошел к машине, рассмотрел труп и сразу опознал его.
– Наш, действительно. Из третьего номера. Виктор Павлыч, они будут. Тихий жилец. С матерью проживают. Погоди, сейчас мамашу его разбужу.
И через несколько минут, бросившись на колени перед машиной и припав к торчащим из кабины ногам, билась и плакала мать Виктора Павловича Киселевского. Рядом молча стояли шофер, дворник, какие‑то люди, неизвестно откуда появившиеся.
Расследование началось прежде всего с выяснения обстоятельств самоубийства. Казалось странным, как мог не слышать шофер выстрела в кабине автомобиля. Но он упорно утверждал, что не слышал выстрела из‑за шума старого мотора. При проверке его показания подтвердились; действительно, машина так шумела на ходу, что шофер мог и не придать значения короткому, сухому треску револьверного выстрела.
Тогда начали выяснять личность женщины, с которой самоубийца встречал в «Кахетии» Новый год. Оказалось, что она замужняя женщина. Киселевский был знаком с ней уже три года. Ей было 26 лет, Киселевскому – 21. Она была женой какого‑то нэпмана, Киселевский – бедный, нуждавшийся студент. Познакомившись с Валентиной Петровной, так звали эту женщину, он влюбился в нее с первого взгляда, влюбился, как влюбляются в 18 лет. Начал часто приходить к ней, на последние деньги покупал ей цветы, водил в театры.
Валентина Петровна охотно принимала его ухаживания. Ей нравился этот стройный бледный юноша. Наконец, ей было просто приятно такое чистое и сильное чувство с его стороны. В глубине души она уже решила стать его любовницей и, как это нередко бывает у женщин подобного типа, считала лишь необходимым выждать некоторое время «для приличия».
Но когда Киселевский заявил, что просит ее стать его женой, так как иначе он не представляет дальнейших отношений между ними, Валентина Петровна расхохоталась ему в лицо. Она смеялась искренне и весело, потому что заработка Киселевского ей едва ли хватило бы на чулки.