– Моя бабушка продала свой коттедж для того, чтобы оплатить мое обучение в колледже, – доверительно сообщила Кэт.
Вечером они снова летели по шоссе по направлению к океану.
Томас Рассел припарковал «феррари» возле виллы, которая, в противоположность отцовскому особняку, была воздвигнута в соответствии с современными архитектурными веяниями, что по силе воздействия равняло ее с эффектом, производимым помпезным четырехэтажным зданием.
– Этот дом я выстроил для себя, – ответил Томас на вопросительный взгляд своей спутницы.
– И почему же ты не живешь здесь?
– Я строил его для нас с женой, – коротко пояснил он. – Но она так ни разу и не побывала здесь.
– Очень жаль, Том. Уверена, ей бы тут понравилось.
– Я тоже так думал, Кэт. Однако я ошибался, и, как оказалось, не в этом одном.
– Что ты хочешь этим сказать? – насторожилась девушка, расслышав нотки злости в его словах.
– Я думал, что знаю свою жену, и всегда верил, что моей любви ей хватает. Считал, она довольна своей судьбой, своим выбором, в конце концов, мы ведь вместе строили планы на будущее.
– Но нет ее вины в том, что это не стало возможным, – осторожно заметила Кэт, когда Томас умолк.
– Я ставлю ей в упрек отнюдь не смерть, – сказал Том. – Уже после ее похорон я узнал, что Сандра не была верна мне. Более того, из письма ее любовника, на которое я случайно наткнулся, я понял, что планы Сандры с ним куда как определеннее, чем наши общие.
– Кто он был? – спросила Кэт.
– Я не стал выяснять. К чему это? Если он ее действительно любил, в чем я не сомневаюсь, то страдал не меньше, а возможно, и более моего.
– Пожалуй, ты прав, – согласилась девушка. – Но в отличие от тебя он не чувствовал себя обманутым.
– Мы не можем знать этого наверняка, – грустно улыбнувшись, отпарировал он. – А теперь не поговорить ли нам о тебе?
– Смотря, о чем бы ты хотел знать?
– Начнем с твоих отношений со Стивом. Почему вы расстались?
– Просто ошибкой было сойтись, – нехотя ответила Кэт.
– А поточнее? – настаивал Томас.
– Что это, испанская инквизиция?
– Просто я хочу знать о тебе все! – решительно объявил он.
– Ты узнаешь обо мне больше, если поцелуешь вместо расспросов.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Бабушка испытала двойственное чувство, увидев фотографию, приобщенную к статье внучки. С одной стороны, гордость, с другой – беспокойство.
Она без всяких признаний со стороны Кэт поняла, что девушка влюблена, и так сильно, как никогда еще не была. Томас Рассел – предмет ее обожания, – бесспорно, привлекательный мужчина, тем не менее он не вызывал у пожилой женщины доверия, будучи сыном своего отца, которого та знала не понаслышке.
Она встретила внучку с озабоченным видом. Развернутая на известной странице газета являлась исчерпывающим объяснением бабушкиной мины.
И все же Кэт, заметившая это, сияла.
Бабушка надеялась побольше узнать от внучки об ее отношениях с молодым Расселом, но она и прежде никогда не задавала Кэт прямых вопросов, стараясь выстраивать разговор таким образом, чтобы вызвать у той желание поделиться сокровенным. Она стремилась в первую очередь создать у Кэт ощущение доверительности, уверенности, что ее постараются понять и не осудят, если даже и не выразят безоговорочного одобрения.
Для пожилой дамы Кэт был все той же ранимой маленькой девочкой, которая рано осиротела и балансировала на грани жизни и небытия, когда через четыре года, прошедших со дня гибели родителей, потеряла вкус к жизни. Она никогда не забывала, как тяжело было возвращать внучку к активности, пробуждать интерес и желание действовать. Бабушка дорожила сложившимися у них доверительными отношениями и знала, что беспокойство за судьбу внучки держит ее на этом свете, заставляют ее больное сердце размеренно стучать, невзирая на старость и болезни. И за это она в душе благодарила свою белокурую малышку, которую с самого рождения отождествляла с ангелом.
С приходом внучки бабушка стала шутливо щебетать о своем. Она рассказывала Кэт о малейших подробностях своего старческого состояния, которые свели бы с ума любого слушателя, но только не Кэт. Та только слушала, кивала и улыбалась. А бабушка неутомимо и с иронией расписывала ей все нюансы своего недомогания. Она видела, что Кэт не готова еще изъяснить словами то новое, что так преобразило ее внешне.
Мудрая женщина чувствовала, что Кэт необходимо разобраться в этом самой. Она понимала, что теперь каждое событие ее жизни делает внучку взрослее, лепит из нежной девушки зрелую женщину. Бабушка лишь молилась, чтобы для ее малышки пресеклась череда потерь и разочарований. Она не переставала думать о том, что может умереть еще до того, как наступит ее час быть прооперированной.
И Кэт чувствовала, что эта печальная мысль неотступно сопутствует их кажущемуся непринужденным общению. Она ничем не могла утешить обожаемую бабушку. Они, как всегда, тепло распрощались, но Кэт покинула «Осеннюю листву» с тяжелым сердцем.
Позже вечером, насладившись вместе с Кэт струнной музыкой, звучавшей в камерном зале, Томас повез ее в популярный на побережье итальянский ресторан. Проголодавшиеся за день, они буквально проглотили свой ужин и поехали домой. К Тому домой.
Томас включил тихую музыку и аккуратно наполнил два бокала вином ровно настолько, чтобы, разбудив желание, не замутить сознание. Кэт без опаски приняла вино из его рук.
Они отправились в спальню сравнительно рано, а забылись сном лишь ближе к рассвету. Однако Том, несмотря на изнуряющую ночь, запланировал ранний подъем, собираясь воскресным утром вести свою девушку на ферму. И Кэт, засыпая, с ужасом представила, как же усложнилась ее жизнь после встречи с Томасом.
Теперь она будет вынуждена лететь по утрам на работу, затем к бабушке, чтобы после отправиться не в привычный домашний покой, а к своему мужчине, который будет любить ее всю ночь до изнеможения. И это пугало Кэт. Пугало, как пугало все новое, требующее немалых моральных сил.
Так же ее страшили и возможные осложнения в отношениях с коллегами. Прежде в общении с ними она скрытностью не отличалась, в первую очередь потому, что и скрывать было нечего. Теперь же, наоборот, излишняя откровенность грозила сложностями, в то время как замкнутость совершенно не была в ее характере и могла восстановить привыкших к чистосердечности Кэт коллег против нее.
– Возможно, мы слишком торопимся, Том? – осторожно спросила Кэт. – Не стоит ли нам встречаться чуть реже?
– Я надоел тебе? – нарочито шутливо отозвался он.
– Боюсь, что ты перегоришь ко мне, – взволнованно призналась она.
– Никогда, милая. Я ненасытен, – так же шутливо заверил ее любовник.
Следовало ли эти слова воспринимать всерьез? Ей бы хотелось, но она не могла.
Это был день веселья, шуток, еды на свежем воздухе, быстрой езды в открытой машине.
– Ты куда? – спросил ее Том, когда воскресным вечером по возвращении в Сидней Кэт собралась уходить.
– К бабушке.
– Но ты была у нее не далее как вчера. Позвони и скажи, что не можешь.
– Я бываю у нее каждый вечер, и сегодняшний не должен стать исключением, – сухо отозвалась Кэт, давая понять, что торговаться не намерена. – Такова моя обязанность, – решительно добавила она.
– В таком случае не будем тянуть время. Идем. Я подвезу тебя, – вызвался Том. – Пора бы тебе нас познакомить, – сообщил он, к ее великому изумлению, на исходе третьего дня их знакомства.
Такого желания Кэт не встречала ни у одного своего поклонника.
Хоть и выразил он его, как всегда, шутливо, но действия говорят больше слов – желание его было совершенно серьезным.