Благословит ли небо наш союз с Теддером или проклянет — мы ничего не узнаем об этом.
К моему облегчению, жениха у ворот нашего дома нет, мы с матерью идём к домику служителя вдвоём, молча. Теддер ходит, заложив руки за спину, перед воротами служительского жилища. Я настолько не хочу его видеть, что начинаю пристально разглядывать все вокруг. Перед покосившимся забором убраны ещё несколько дней назад беззаботно валявшиеся кучи сухой травы и листвы, а сам забор радует глаз свежей синей краской. Похоже, новый служитель даром времени не терял, активно обустраивается на новом месте.
Теддер широко и с каким-то облегчением улыбается мне, словно боялся, что невеста и вовсе не придёт.
— Светлое утро, Веста! — никто и никогда не звал меня так, но поправлять Гойба я не спешила. Какая разница, так или иначе, имя ничего не изменит.
Мы подошли к воротам, ещё одно обновление — всегда распахнутые при старом Томасе, ворота были закрыты на задержку, а справа от входа висел внушительный на вид металлический колокол, длиной в пару моих ладоней. Мы с Теддером несколько мгновений смотрим на наше отражение, объединенное на блестящей металлической поверхности, — единственное, что действительно объединяет нас. Рука жениха потянулась и качнула тяжелую безделицу, раздался гулкий утробный звук, дверь домика приоткрылась, а я ощутила, как сердце ударилось о диафрагму и отскочило к горлу, дыхание перехватило. Еще до того, как на пороге показался новый деревенский служитель, я уже знала, уже чувствовала, что в традиционном одеянии — плотном синем плаще до пят, со сдержанной улыбкой и бесконечным терпением в серых глазах к нам выйдет лас Вилор, мой случайный спаситель, творец бережно хранимой глиняной чаши, последователь инквизитора, отправляющего на костер женщин, подозреваемых в связи с тьмой.
Моя первая и единственная любовь.
…Вспомнил ли лас Вилор потерявшую сознание девушку, которой не так уж давно подарил орехового цвета чашку, осталось неизвестным. В его спокойном и бесстрастном лице не шевельнулось ничего, ни единого мускула. Он учтиво кивнул нам — всем вместе и никому в отдельности, сделал приглашающий жест рукой и провел в дом. Я не чувствовала под собой ног и не помнила, как прошла двор, абсолютно пустой и чистый — помнится, при служителе Томасе там в изобилии были раскиданы деревянные поленца, какой-то садовый инвентарь, прочая разнородная ерунда. Нутро дома также преобразилось — он выглядел нежилым, а воздух, всегда спертый и словно бы старый, помолодел, посвежел, изрядно поднабравшись колкой искристой прохлады. Пусто и чисто, вдоль стен стоят деревянные скамьи, и мать чуть ли не силой усаживает меня. Она о чем-то говорит с Вилором, тихо, улыбаясь чуть заискивающе и слишком уж ласково, а тот молча слушает, и его лицо ничем не дает понять отношения к происходящему. Теддер жмется в углу и на меня не смотрит.
Словно во сне, я встаю, повинуясь жесту Вилора, и снова выхожу во двор, подставляя лицо небу — небо хмурится серыми тучами, оттенка вилоровых глаз. Он стоит перед нами, непоколебимый, как скала, а вокруг бушует ветер и хаос моих разодранных чувств. Вилор что-то говорит, но я будто не слышу, глядя только, как шевелятся губы мужчины — правильной формы, узкие, крепкие на вид. Вилор и Теддер… Я не хочу их сравнивать, но как не сравнить, если они вот так стоят передо мной? Оба примерно одного роста, высокие, Теддер даже чуть выше. Рядом с Вилором он кажется долговязым нескладным подростком, неловким и тощим. Вилор старше, шире в плечах, сильнее и словно бы тверже. Лицо Теддера для меня, словно набросок карандашом — так, слишком детальное изображение второстепенного героя, тут прыщик, тут волосок, тут бегающий взгляд и неуместная ухмылка. А в лицо Вилора я просто могу смотреть бесконечно, как в небо.
Детали и подробности обряда запоминаются мне с трудом — слова, которые механически повторяю, не понимая их смысла, пролитая на ладони ледяная вода из глиняного кувшина, внезапно попавший в глаза солнечный луч. Наконец, Вилор берет меня за руку, чтобы вложить в руку Теддера, на какой-то миг я сдавливаю его крепкую ладонь своими пальцами, и наши взгляды встречаются. Только серые глаза служителя столь же безответны, как и небо, которому он служит.