— Как там Саня?
Мать неопределённо пожала плечами.
— Ей… нелегко.
— Самочувствие плохое?
— И по самочувствию, и в целом.
— Можно, я к ней схожу?
Мать посмотрела на меня как-то странно, и мне стало не по себе.
— Сходи. Не задерживался только.
— Конечно.
Я и не собиралась задерживаться. Но…
Но выйдя от Сани — действительно, уставшей, погасшей, потяжелевшей, округлившейся не только на живот, но и на лицо, я, сама не знаю, как, оказалась у ворот Вилора. Остановилась, разглядывая знакомую до мельчайших трещинок деревянную поверхность.
Разумеется, Вилор не обладал даром предвидения, и некому было сказать ему о моем приезде, да и вернулась я на седьмицу раньше обещанного… Вилора вообще могло не быть дома, или — волна бессмысленной ревности обожгла меня, как молодая злая крапива — он мог быть не один. И все равно, мне не хотелось звонить в придверный колокол. Я стояла и ждала, глупо, молча, сама не зная, чего.
Дверь открылась неожиданно, резко — я не успела испугаться. В том особенном перламутровом полумраке светеня серые глаза Вилора казались почти серебряными, с нотками черноты.
— Тая… — почти растерянно говорит он. — Тая, приехала…
Он стоит по одну сторону от порога, я — по другую.
Все так же молчу, и Вилор, наконец, делает шаг в сторону, одновременно с почти робким приглашающим жестом.
Но я не могла даже шевельнуться, словно приклеилась к земле. И просто смотрела на него, а сумерки, казалось, сгущались, темнели, словно сквашивалось молоко.
Вилор ухватил меня за руку, буквально втащил во двор, закрыл дверь на щеколду. Притянул к себе, ожидая, должно быть, что я уткнусь лбом ему в грудь. Но я продолжала молчать и смотреть ему в глаза, ощущая острую необходимость какого-то безумного выплеска, нелепой выходки… Но ничего не делала, никуда не бежала сломя голову с диким криком. Стояла. Молчала.
Вилор протянул руку, погладил меня по щеке, запустил пальцы в волосы, обхватывая затылок, подтянул к себе и поцеловал, легко, не по-настоящему. Не так, как мне бы хотелось. Не так, как я целовала Шея…
Мы замираем, глядя друг на друга совсем-совсем близко.
Моя тьма просит меня вмешаться. Всего чуть-чуть, одно движение… и Вилор будет совсем другим. Таким, как мне надо. Ему и самому будет проще.
"Никогда, никогда, никогда его не трогай! Что бы ни случилось. Никогда".
— Пойду, — выдохнула ему в губы. Хотела. Но не смогла — вот тогда он меня и поцеловал.
Седьмица до новолуния прошла сумбурно, тревожно. Весть о городском море дошла до нашей деревни. Я рассказала все, что знала, и, как фактически очевидца событий, стала внезапно довольно популярна. Каждый хотел спросить, а как это "там, у них", и любые сказанные мной слова воспринимались с огромным интересом, жадно. Вспоминали нездоровых лисиц и бродячих больных собак — оказывается, зараженное животное видела не только я. Попытались воззвать к целителю — но без толку. Знахарка Тама, единожды встреченная у колодца, была хмурой и даже мрачной, говорить со мной не захотела.
Меня это все не трогало.
Каждый день, приближающий к новолунию, словно увеличивал громкость звенящего внутри меня колокола. Дело было не в Шее, это я, я ждала поступающего новолуния. Тьма томилась от бездействия. Я тоже томилась. С прошлого новолуния, казалось, прошла вечность.
С нашего поцелуя с Вилором, после которого я, словно… мокрая кошка, выбежала с его двора прочь, миновало две — три вечности.
Я так и не пришла к определённому выводу по поводу инквизитора. Рассказывать Вилору или нет? Дождаться ли весточку от того самого "знающего" человека? Или спросить у Шея?
Конечно, можно, даже нужно спросить. Не рыскать ночами, раскапывая старые могилы, а просто получить всё необходимое в готовом виде от своего демона. Всё это оплачено. Всё это я заслужила.
Одна маленькая деталь — я никогда ничего не говорила Шею о Вилоре. Глупость, странность. Я не должна ничего своей тени, кроме крови. Но как-то так вышло, что мне хотелось развести их по разным мирам.
В день, предшествующий встрече с тенью, нервозность и беспокойство достигли пика. Руки дрожали с самого утра, а мать, глядевшая на меня с недоумением, повторяла всё по два раза — с первого я решительно ничего не понимала.