Что ему до моих воспоминаний. Для него это было лишь пунктом договора, сумасбродным желанием — его всегда удивляли мои желания… Я поймала себя на этой мысли и зло усмехнулась. Хороша ты, Вестая, распутная, бесстыжая девка, нечего сказать! Пришла к одному, а теперь страдаешь по другому, по демонической иномирной твари, пившей твою кровь двенадцать лет?
Сама виновата.
Небо, как стыдно, как же стыдно, как… больно.
"Ничего не было, — сказала я мысленно. — Ничего. Вилор уехал, а остальное — бред. Сон. Вилор уехал, ты оделась, встала и ушла к себе"
И до следующего новолуния у меня есть чуть больше четырех седьмиц, чтобы убедить себя в этом.
Лас Стемер смотрел на деревенских очень и очень мрачно. Люди взирали на него с ответной мрачностью. Они не привыкли к тревогам.
— В Гритаке моровое поветрие, — говорил Стемер. — Сначала думали, обойдется, но зараза идет дальше. Я слышал, есть заболевшие в соседнем поселении.
— Это в котором? — визгливо выкрикнула ласса Ивира, пожилая и очень громкогласная женщнина.
— В том, что в семи горстях по левому пути.
— А-а, — успокаиваясь, пробасила ласса. — А то у меня в том, что по правому, дочка живет.
— Уже погибло много людей, — повысил голос староста. — В Гритаке перестают хоронить и начинают сжигать тела прямо на улицах.
Внимающие люди как-то разом замолчали. Конечно, воцарившаяся тишина не могла быть абсолютной, скотина и птица продолжали вскрикивать, всхрапывать и издавать другие привычные уху звуки, где-то шумел ветер, громко смеялись и кричали дети. И все же мне показалось, что мы стоим в пустой гулкой каменной пещере.
— Заразу разносят крысы, — продолжал лас Стемер. — И вам не обязательно их трогать или даже видеть. Она в воздухе, невидимая глазу, но ощутимая телом.
— Нет крыс в моем доме и не было никогда! — лас Агавия гневно взмахнул рукой. — И не будет!
— Сначала начинается жар, — продолжал, не обращая внимания на старика, Стемер. — Потом ломота в костях и боль в мышцах. Подкатывает слабость, а дальше становится хуже и хуже.
— И что делать? — чей-то тревожный голос, я не разобрала, чей. Впрочем, задать этот вопрос мог любой из присутствующих. Он просто застыл в обращенных на старосту глазах.
Тот помолчал.
— Ничего, — с явной неохотой продолжил лас. — Говорят, целители в городе не справляюся, вытягивают хворь с огромным трудом и из единиц. Случись что — из города нам тут точно не помогут. Да и свои… Гритак, думаю, на днях закроют до окончания мора, так что…
Я оглядела толпу. Целителя Гренора не наблюдалось, как и нашей знахарки. Впрочем, неудивительно. Оба они избегали людей, правда, каждый по своим причинам. И вдруг до меня дошел смысл услышанных слов. Гритак закроют. Гритак с Вилором закроют. Он не сможет вернуться, он останется там, в зараженном городе без возможности уехать… А я даже не буду знать об этом.
Мысли метались в голове, суматошные, судорожные.
— Если кто заболеет, из дома не выходить, — проговорил после паузы староста. — Будем молить Небо о прощении и поддержке.
— А где же служитель? — раздались голоса. — Где лас Виталит?
— Он в отъезде, — староста вздохнул. — Неотложное дело, пришлось уехать посреди ночи. Лас Вилор ко мне чуть ли не в полнось постучался, предупредил. Жаль, что его нет сейчас с нами, но будем надеятся, он вернется до того, как закроют границы. Впрочем, может, все обойдется.
Меня кольнула обида, неоправданная, эгоистичная. Время, чтобы заехать к Стемеру, Вилор нашел, а чтобы попрощаться толком со мной — нет…
Что ж. Я подожду, день или два. И если закроют город, если он не вернется… Я сама поеду за ним. И верну его, пусть даже с помощью ненавистной тьмы.
А еще через день "закрыли" не только Гритак, но и нашу деревню. Стражи прибыли рано утром, и под их пристальными взглядами деревенские перегородили две основные дороги вбитыми в землю деревянными колышками, обвязанными красными и серыми лентами. Лас Стемер снова собрал нас и объявил, что перемещения из одного населённого пункта в другой без особых разрешений временно запрещены, а кроме того, закрывается школа, и детям положено находиться дома. Впрочем, сидеть по домам настоятельно рекомендовалось всем.
В обед же в деревне заболело сразу трое. К вечеру их стало пятеро. Говорили о внезапно проявившемся жаре, доходящем до бреда, ломоте, слабости и неприязни к свету. О последнем — почти шёпотом, с оглядкой.