Прихожу в себя уже в камере. Внутри темно, никаких окон, лишь одно маленькое и узкое окошко в двери. Холодно. Голова кружится. Тело постепенно отходит, трясется; начинает накатывать страх. В камере я одна. Мне страшно, очень-очень страшно. Я не понимаю, что делать, как я умудрилась влипнуть в такое дерьмо и что теперь будет с моей жизнью.
Спустя время ко мне в камеру заходят.
– Шнайдер, тебе пять минут на звонок, – с этими словами полицейский дает мой мобильный и закрывает дверь.
Руки дрожат, дыхание сбивается, я судорожно ищу номер отца в вызовах. Набираю его, жду ответа. В трубке звучат гудки, один за другим. Он не берет, и вызов сбрасывается.
– Давай, пап, ну пожалуйста, ответь, прошу тебя! – умоляю я и набираю снова. Ничего.
– Черт, черт, черт, что б тебя… – закрываю глаза рукой.
Я теряю драгоценное время и ничего не получаю в ответ. Пару секунд проходит в кромешном ужасе, прежде чем я нахожу номер Тома в телефонной книге, а вместе с ним и хоть какую-то надежду. Я тут же набираю его.
– Алло? Белинда?
– Господи… спасибо… – всхлипываю я в ответ.
– Что-то случилось? – обеспокоенно спрашивает он.
– Да, боже… Том, пожалуйста, помоги, я в полиции, у меня нашли наркотики, я не дозвонилась отцу и не знаю, что делать, у меня пять минут, – на одном дыхании выпаливаю я. – Пожалуйста, позвони ему, мне очень нужна помощь, я понятия не имею, что делать… Том?
Он молчит пару секунд, потом говорит:
– Успокойся. Все будет хорошо. Мы тебя вытащим. Не разговаривай с копами, ничего им не говори, поняла? Белинда, ты поняла?
– Да, да, я поняла.
– Я пришлю тебе адвоката, говорить будет он. Если будет допрос, молчи, понятно? Как бы на тебя ни давили, ничего не говори. Я постараюсь все сделать как можно скорее. В каком участке ты находишься?
– Я не знаю…
– Ты имеешь право узнать. Спроси прямо сейчас.
Я стучу в дверь, спрашиваю, а потом передаю Тому.
– Я свяжусь с Биллом. Все будет хорошо, слышишь?
– Да, слышу…
– Шнайдер, время, – говорит офицер.
– Все, пока, – бросаю трубку и возвращаю телефон полицейскому. Он закрывает меня, и я снова остаюсь наедине со страхом в тишине и темноте.
Время в камере течет невозможно медленно и мучительно. Вокруг только серые стены и унитаз с раковиной. Кровать – большой выступ в стене с тоненьким матрасом сверху. Я хожу по помещению туда-сюда, сердце стучит до боли быстро. Ладони потеют и замерзают, я согреваю их собственным дыханием. Потом сижу на кровати какое-то время и повторяю этот ритуал снова.
Когда дверь камеры открывается, я вздрагиваю. На пороге появляется темноволосая взрослая женщина в костюме. Она представляется адвокатом и называет свое имя, которое я сразу же забываю. Она говорит:
– Мисс Шнайдер, времени на долгий разговор у нас нет, так что вы должны четко и быстро рассказать мне всю правду о том, что произошло.
Я рассказываю ей историю с того момента, как Алиса вручила мне подарок на дне рождения, и вплоть до того, как его обнаружили у меня в рюкзаке. Она внимательно слушает, а потом спрашивает:
– Как давно вы употребляете наркотики?
– Месяца… – я опускаю взгляд, – четыре, наверное. Я не помню.
– Девушка, что вручила вам наркотик, – ваш наркодилер?
– Эм… да, наверное, так можно сказать.
– Как она выглядит?
Я описываю Алису, после чего следуют еще несколько вопросов о ней: где она живет, сколько ей лет и много-много о том, чего я не знаю. В конце адвокат говорит:
– Полиция еще не завела на вас уголовное дело, и я сделаю все возможное, чтобы этого не случилось. Есть вероятность, что получится решить этот вопрос иначе. Если нет, будем добиваться оправдательного приговора. В вашем случае это вполне реально.
Я сглатываю, ничего не могу ответить. Оправдательный приговор. В моей голове оправдательные приговоры касаются убийц, насильников и мошенников, а я ведь ничего не сделала…
Наша встреча заканчивается. От всего услышанного мутит и кружится голова. Я настолько устала и ослабла, что как только оказываюсь на твердой тюремной кровати, то сразу проваливаюсь в небытие.
Просыпаюсь словно после страшного кошмара, будто не спала вообще. Сколько времени прошло, не знаю. По ощущениям – целая ночь. Произошедшее воспринимается словно что-то нереальное, просто выдумка. Только чувство омерзения к себе и миру дают понять, что все взаправду. Почти сразу в камеру заходит офицер и застегивает на мне наручники.