Он прошелся по комнатам, которые уже два года были офисом акционерного общества «Хоффманн Секьюрити». Одного из множества филиалов головной компании, «Войтек Секьюрити Интернешнл». Хоффманн уже успел посетить большинство филиалов, а те, что располагались на севере — в Хельсинки, в Копенгагене и в Осло, — даже не по одному разу.
Красивый камин — темный кирпич, белая отделка. Хоффманн знал: Софья давно хотела такой же. Он вытащил горсть сухих щепок со дна дровяного короба и разжег огонь; дожидаясь, пока загорятся пристроенные сверху поленья потолще и побольше, он разделся. Пиджак, брюки, рубашка, трусы, носки исчезли в желтоватом пламени. Следом отправилась одежда Ежи и Мариуша; теперь языки пламени были красными, мощными; Хоффманн стоял перед ними голый, наслаждаясь приятным теплом. Потом пламя утихло, и можно было закрыться в ванной, встать под душ и смыть с себя этот паскудный день.
Человеку прострелили висок.
Человеку, у которого, вероятно, было такое же задание, как у него самого, но который хуже подготовил легенду.
Хоффманн повернул кран; струи горячей воды ударили по коже, еще чуть прибавить — и будет больно; но, если выдержать, потерявшее чувствительность тело расслабится и наполнится странным покоем.
Он слишком долго играл в эту игру. Он забыл, кто он, и пугался, когда какая-то другая жизнь срасталась с его жизнью мужа, отца, с днями в большом белом доме, где соседи стригут траву и ухаживают за клумбами.
Хуго и Расмус.
Он обещал забрать их в начале пятого. Хоффманн выключил воду и взял с полки возле зеркала свежее полотенце. Стрелка часов приближалась к половине пятого. Хоффманн торопливо прошел в кабинет, убедился, что пламя угасает, открыл гардероб и вытащил белую рубашку, серый пиджак и потертые джинсы.
— Пожалуйста, покиньте квартиру в течение шестидесяти секунд.
Хоффманн дернулся — он так и не сумел привыкнуть к электронному голосу, раздавшемуся из динамика у входной двери, когда Хоффманн ввел шесть нужных цифр.
— Сигнализация будет активирована через пятьдесят секунд.
Надо бы связаться с Варшавой. Он уже должен был позвонить туда, но специально выжидал, хотел сначала убедиться, что с доставкой партии все пройдет гладко.
— Сигнализация будет активирована через сорок секунд.
Он запер решетку и массивную входную дверь акционерного общества «Хоффманн Секьюрити». Охранное предприятие. Так работает эта организация. Так работает вся восточноевропейская мафия. Пит вспомнил, как год назад ездил в Санкт-Петербург: восемьсот охранных предприятий, основанных бывшими служащими КГБ и офицерами контрразведки, — разные фасады, одна и та же деятельность.
Хоффманн успел спуститься до половины лестницы, когда зазвонил один из двух его телефонов.
Тот самый, с единственным номером.
— Подожди.
Машина была припаркована чуть дальше по Васагатан. Он открыл дверцу, сел в машину и продолжил разговор с собеседником, который мог и не дождаться его.
— Да?
— Тебе нужна моя помощь.
— Вчера была нужна.
— Я заказал билеты и завтра прилечу в Стокгольм. Увидимся в «пятерке» в одиннадцать. И я думаю, что до этого ты кое-куда съездишь. Убедительности ради.
Когда он встал ближе, дыры в голове мертвеца показались ему еще больше.
Эверт пошел было за Кранцем на кухню, но вернулся и стал рассматривать человека, лежавшего рядом с перевернутым стулом и у которого в правом виске было одно входное отверстие, а в левом — два выходных. Гренс распутывал убийства столько же времени, сколько этому, на полу, было отпущено дышать, и крепко усвоил одно: каждая смерть единственная в своем роде, у каждой своя история, свой сюжет, свое продолжение. Снова и снова Гренс сталкивался с чем-то, чего еще не видел, и, приближаясь к пустым глазам, уже знал: они смотрят туда, куда ему путь заказан.
Гренс задумался, где закончилась именно эта смерть, что видели эти глаза и на что продолжают смотреть.
— Тебе интересно или нет?
Кранц сидел в кухне на корточках — он уже заждался.
— У меня ведь и другие дела есть.
Он оперся на мраморный пол рядом с трещиной. Эверт кивнул — «я слушаю».
— Пятно. Видишь?
Гренс посмотрел на что-то белесое, с неровными краями.
— Это из желудка. Могу сказать точно — меньше двенадцати часов назад. И здесь таких пятен несколько.