Ночью он распечатал триста два секретных донесения с компьютера начальника уголовной полиции лена. Успел прочитать сто, успел сравнить правду с результатом расследований городской полиции Стокгольма. В двадцати пяти случаях — закрытие дела, в тридцати пяти — освобождение обвиняемого.
— В оставшихся сорока случаях, признаю, обвинение приводило к приговору. Но во всех случаях это были неправильные приговоры. Обвиняемого приговаривали к тюремному сроку, но не за то преступление, которое он совершил. Слышите, Гренс? Во всех случаях!
Гренс смотрел на прокурора. Костюм, галстук, в одной руке папки, в другой — очки.
Сволочная система.
И это пока не конец, Огестам.
Скоро мы поговорим о донесении, которого ты еще не видел. Оно такое свеженькое, что лежит в отдельной папке.
Вестманнагатан, семьдесят девять.
Мы закрыли это расследование. А рядом с нами, в этом же коридоре, сидели люди, которые знали ответ, нам неизвестный. Этим людям предстояло спалить человека и найти полезного идиота, на которого можно возложить вину.
— Спасибо. Вы хорошо поработали. — Он протянул руку прокурору, которому так и не научился симпатизировать.
Огестам принял его руку, тряс ее и никак не мог выпустить. Какое прекрасное чувство — доверие! В первый раз они с Гренсом на одной стороне; еще не кончилась ночь, два стакана с виски, и Гренс случайно назвал его Ларсом.
Он улыбался.
Сознательное презрение и попытки уязвить — обойдемся без этого.
Огестам расслабился и пошел было к двери, неся в груди удивительное радостное чувство, как вдруг обернулся:
— Гренс!
— Да?
— В прошлый раз вы показывали мне карту.
— И?
— И спрашивали про Хагу. Северное кладбище. Красиво ли там.
Карта лежала на рабочем столе. Он увидел ее, как только зашел. Место упокоения, одно из самых красивых в стране, где людей хоронят вот уже двести лет.
Гренс держал ее под рукой. Он собирался туда.
— Вы нашли, что искали?
Комиссар засопел, большое тело покачивалось.
— Нашли?
Гренс демонстративно отвернулся, ничего не сказал — только тяжелые вдохи и выдохи, лицо обратилось к стопке папок на столе.
— Слушайте, Огестам.
— Что?
Он не смотрел на своего гостя, который сейчас уйдет, голос изменился, стал громче. Молодой прокурор давно усвоил: это означает неудовольствие.
— Вы все неправильно поняли.
— В смысле?
— Понимаете, Огестам, это работа, и ничего больше. Я вам никакой к черту не приятель.
Им принесли жирную рыбу, не лосося, рекомендация официанта. Мне нужно знать, достоверна ли запись, которую прислали Гренсу. Ели молча, не глядя друг на друга. Действительно ли на встрече говорилось то, что услышали мы с Гренсом? Вопросы лежали на столе, возле подсвечника и перцемолки, и дожидались. Действительно ли три человека, не нажимавшие на курок, санкционировали узаконенное убийство?
— Сундквист! — Эрик положил вилку на пустую тарелку, выпил третий стакан минералки, взял с колен салфетку.
— Да?
— Зря вы летели в такую даль.
Он решился.
— Понимаете, в каком-то смысле… мы все работаем в одной и той же области.
— Вы приходили к Гренсу на следующий день после убийства. Вы всё знали, Эрик, но ничего не сказали.
— В одной и той же паскудной области. Уголовники. И те, кто их ловит. А агенты под прикрытием — просто серая зона.
Он ничего не скажет.
— И, Сундквист, за этим будущее. Больше информаторов. Больше агентов, внедренных в банды и группировки. Их число растет. Вот почему я здесь.
— Если бы вы тогда поговорили с нами… Мы бы сегодня не сидели друг напротив друга. Каждый по свою сторону от убитого человека.
— И вот почему здесь мои европейские коллеги. Потому что мы хотим учиться. Потому что эта область будет развиваться.
Они так долго работали в одном и том же коридоре.
Вильсон еще никогда не видел, чтобы Свен Сундквист терял самообладание.
— А теперь, Эрик, я хочу, чтобы вы послушали меня внимательно!
Свен с силой дернул ноутбук к себе, тарелка полетела на белый мраморный пол, стакан — на белую скатерть.
— Могу отмотать, куда прикажете. Сюда? Видите? Тут как раз пуля пробивает бронестекло.
Рот кричит в мониторе.
— Или сюда? Тут взрывается мастерская.
Лицо в окне повернуто в профиль.
— Или, может, сюда? Этого я еще не показывал. Фрагмент. Флажки на стене. Всё, что осталось.