Человек перестал дышать.
— Вы действуете, как должны действовать, как всегда, вы защищаете своих агентов. Но, Эрик, черт вас возьми, он погиб! Некого больше покрывать! Вы и ваши коллеги провалились. Вот почему он стоит в окне. Вот почему он умер именно… там.
Вильсон протянул руку к экрану, развернутому к нему, захлопнул ноутбук и выдернул шнур.
— Я руковожу завербованными агентами столько же времени, сколько вы сидите через несколько кабинетов от моего. Я отвечаю за агентов всю свою профессиональную жизнь. У меня не было неудач.
Свен открыл ноутбук и снова развернул его к Вильсону:
— Можете забрать шнур. Аккумулятора хватит. — Он указал на экран. — У меня это в голове не укладывается. Вы работали бок о бок девять лет. Но когда я показываю вам эти кадры… как раз в тот момент, когда он… там, видите, как раз когда он там умирает… вы никак не реагируете.
Вильсон фыркнул.
— Он не был моим другом.
Ты доверял мне.
— Но я был его другом.
Я доверял тебе.
— Именно так работает эта система, Сундквист. Руководитель должен изображать лучшего друга агента. Руководитель должен так чертовски хорошо изображать лучшего друга, чтобы агент каждый день рвался рисковать собой ради того, чтобы принести руководителю побольше информации.
Как мне тебя не хватает.
— А что касается этого, на экране… Вы верно заметили. Я никак не отреагировал. — Вильсон уронил льняную салфетку на скатерть. — Сундквист, вы заплатите?
Он поднялся и пошел.
Элегантный ресторан, одинокая дама и бокал красного вина — столик слева, двое мужчин за столом, полным бумаг и десертных тарелок, справа.
— Вестманнагатан, семьдесят девять.
Свен догнал его и зашагал рядом.
— Вы знали все, Эрик. Но решили помалкивать. И содействовать тому, чтобы некий соучастник убийства исчез. Вы по своему усмотрению распоряжались базами данных Главного полицейского управления и Управления судопроизводства. Вы поместили…
— Вы мне угрожаете?
Вильсон остановился, лицо красное, плечи напряглись.
Он выказал нечто, что больше не было ничем.
— Угрожаете, Сундквист? Угрожаете мне?
— А как по-вашему?
— По-моему? Вы предъявляли доказательства, чтобы перетащить меня на свою сторону, предъявляли изображения смерти, чтобы заставить меня расчувствоваться. А теперь пытаетесь угрожать каким-то идиотским расследованием? Вы использовали все главы вашего руководства по ведению допросов. Как по-моему? По-моему, это просто оскорбительно.
Он стал спускаться по недлинной лестнице, мимо столика, за которым сидели четверо пожилых мужчин (разыскали очки и изучают каждый свое меню), мимо пустых сервировочных тележек и двух зеленых растений, карабкающихся вверх по белой стене.
Последний взгляд.
Он остановился.
— Но… значит, так. Я не люблю людей, которые палят моего лучшего агента, когда меня нет рядом. — Он посмотрел на Сундквиста. — И… слушайте. Эта запись. Встреча, о которой вы говорили. Она была. То, что вы слышали… это подлинное. Каждое слово.
Наверное, Эверту Гренсу полагалось рассмеяться. Во всяком случае, чувство, что пузырилось в глубине его тела, было тихой радостью.
Запись была подлинной.
Совещание действительно имело место.
Свен звонил из ресторана в центре Джэксонвилла, глядя, как Вильсон садится в машину и отправляется назад, в Южную Джорджию. Он все подтвердил.
Гренс не рассмеялся. Он опустошил себя еще утром, в клетке на крыше. Он тогда орал, пока ярость не отпустила его и, отпустив, позволила ему уснуть на диване для посетителей, так что в душе у комиссара образовалось место, которое предстояло заполнить.
Но не злостью — злости теперь было мало.
Не радостью, хотя он знал, что приблизился к разгадке.
Он чувствовал ненависть.
Хоффманна спалили. Но он выжил. И взял заложников, чтобы выживать дальше.
Я совершил узаконенное убийство.
Гренс во второй раз позвонил человеку, которого терпеть не мог.
— Мне опять нужна ваша помощь.
— Вот как.
— Можете приехать ко мне домой сегодня вечером?
— Домой?
— Перекресток Оденгатан и Свеавэген.
— Зачем это?
— Я уже сказал. Мне нужна ваша помощь.
Ларс Огестам фыркнул:
— А я должен встречаться с вами? После рабочего дня? С чего бы? Я же вам никакой не… как это… не приятель?