— Тот, кто стрелял…
— Да?
— Под каким углом?
— Я знаю, Эрик, чего ты доискиваешься. Мне есть чем защищаться.
— Под каким углом?
Хоффманн понимал, что Вильсон должен задать все эти вопросы, таков порядок.
— Левый висок. Прямой угол. Прямо в голову.
— Где ты стоял?
— Напротив убитого.
Эрик Вильсон мысленно вернулся в квартиру, где только что был, к пятнам на полу и флажкам на стене, к конусу пространства, где пятна крови и мозга отсутствовали.
— Твоя одежда?
— Ничего не попало.
Пока ответы правильные.
На месте напротив убитого не было крови.
А вот на стрелявшего попал целый фонтан брызг.
— Она еще у тебя? Одежда?
— Нет. Сжег. На всякий случай.
Хоффманн знал, чего ищет Эрик. Доказательств.
— Я забрал одежду того, кто стрелял. Взял на себя смелость сжечь ее и сохранить рубашку. Вдруг понадобится.
Одиночка. Полагаться только на себя.
Так Пит Хоффманн жил, так он выживал.
— Принято.
— И орудие убийства тоже у меня.
Вильсон улыбнулся.
— А звонок в диспетчерскую службу?
— Это был я.
Снова правильный ответ.
Покидая Крунуберг — twelve, — Вильсон зашел — thirty-seven — в дежурно-диспетчерскую службу и проверил — fifty — запись.
— Я слышал. У тебя был нервный голос. И я понимаю, почему ты нервничал. Но мы с этим разберемся. Сейчас мы разойдемся, и я сразу возьмусь за дело.
Эверт Гренс устал ждать. Последний разговор — двадцать две минуты назад. Сколько времени нужно, чтобы изучить отпечатки зубов и пальцев мертвеца? Якуб Андерсен из Копенгагена говорил об информаторе. Гренс вздохнул. Привлекать гражданских в качестве информаторов и работающих под полицейским прикрытием агентов в перспективе, черт возьми, куда дешевле, чем агентов-полицейских; от информатора можно легко избавиться, «слить» его, ни за что не отвечая и без проблем по профсоюзной линии. Но такое будущее — не для него, Гренса. Когда работу полицейских-одиночек начнут перепоручать бандитам, которые стучат на своих же товарищей, Гренс будет уже на пенсии.
Двадцать четыре минуты. Он позвонил сам.
— Андерсен.
— Уже хрен знает сколько времени прошло.
— Я слышу — вы Эверт Гренс.
— Ну?
— Это он.
— Точно?
— Отпечатки пальцев совпали.
— Кто?
— Мы звали его Карстен. Один из моих лучших агентов.
— К черту кодовые имена.
— Вы же знаете, как работает система. Я как руководитель операции не могу…
— Я расследую убийство. Меня не волнуют ваши так называемые секреты. Мне нужно имя, личный номер, место проживания.
— Вы их не получите.
— Гражданское состояние. Размер обуви. Сексуальная ориентация. Размер трусов. Я хочу знать, что он делал на месте преступления. И кто послал его туда. Все.
— Ничего этого я вам не скажу. В данной операции он был просто одним из многих агентов под прикрытием. Так что вы можете не получить вообще никакой информации.
Гренс треснул трубкой по столу и только потом заорал в нее:
— Значит… значит, так… сначала датская полиция действует на шведской территории, не ставя в известность шведскую полицию! А когда операция проваливается к чертям и заканчивается убийством, датская полиция даже не собирается делиться информацией со шведской — притом что убийство расследуют шведы? Андерсен, послушайте сами, что вы говорите!
Трубка опять ударилась о стол, на этот раз сильнее. Гренс больше не кричал, а шипел:
— Я понимаю, что вы получили задание и теперь выполняете его. Но есть еще и мое задание. И если я не справлюсь с ним в течение… скажем, двадцати четырех часов, мы увидимся вне зависимости от того, нравится вам это или нет. И будем передавать друг другу всю информацию до последнего слова.
Пит Хоффманн чувствовал облегчение.
Вчера вечером он сказал правду в ответ на вопросы второго заместителя о несчастном случае на Вестманнагатан и избежал поездки на городскую окраину и двух пуль в голову. А только что он правдиво ответил на вопросы Эрика, единственного человека, который знал о его настоящем задании и теперь должен защитить его от суда и тюрьмы.
Варшавская встреча с Крышей, финансирующим работу на закрытом рынке Швеции, — вот то, к чему они стремились.
— Четыре тысячи сидящих по тюрьмам тяжелых наркоманов. Цена — втрое выше, чем на воле. Восемь-девять миллионов крон в день. В смысле — если все заплатят. — Хоффманн оторвал еще кусок защитной пленки с кухонного стола. — Но даже не это самое главное.