Нильс посмотрел на комиссара:
— Эверт, убийца, скорее всего, не швед. То, как он вел себя, пистолет «радом», нет совпадений по ДНК… ищи в другом месте, подальше.
Вечер обещал быть ясным. Солнце созревшим апельсином лежало там, где небо растворялось в заливе Риддарфьерден, — только это и было видно из больших окон министерского кабинета. Хоффманн смотрел, как свет делает унылый стол из карельской березы еще более унылым; ему страстно хотелось сбежать отсюда. Мягкое тело Софьи, вот Хуго смеется, вот глаза Расмуса, выговаривающего «папа».
— Прежде чем мы закончим нашу встречу…
Он не там. Он сейчас несказанно далеко от настоящей жизни, в чиновничьем кабинете, среди людей, которые могут отправить его еще дальше от нее.
Эрик Вильсон откашлялся — адвокат ответчика на суде:
— Прежде чем мы закончим нашу встречу, я хочу получить гарантии, что Паулу не привлекут к ответственности за то, что случилось на Вестманнагатан, семьдесят девять.
Лицо заместителя министра ничего не выражало — бывают такие лица.
— Я поняла, что вы хотите именно этого.
— Вам уже приходилось разбираться с такими делами.
— Если я соглашаюсь гарантировать иммунитет преступнику, то должна понимать почему.
Микрофон все еще держался где-то на середине бедра.
Но вот-вот упадет: Хоффманн чувствовал, что скотч отклеился. Стоит только встать — и микрофон упадет.
— С удовольствием объясню. — Вильсон взял свое донесение. — Девять месяцев назад мы могли бы ликвидировать мексиканскую мафию на стадии организации. Пять месяцев назад мы могли бы ликвидировать египетскую мафию на стадии организации. Если бы наши агенты получили полномочия действовать в полную силу. Этого не произошло. Мы сидели сложа руки, а две мафиозные организации тем временем проглатывали кусок за куском. Сейчас у нас новый случай. Польский.
Хоффманн, стараясь не делать резких движений, одной рукой под столом медленно взялся за проводок микрофона и слипшиеся полоски скотча.
Еле уловимые движения осторожных пальцев.
— Паула должен продолжить работу. Он должен быть на месте в тот момент, когда «Войтек» подомнет под себя наркобизнес в шведских тюрьмах. Именно Паула будет рапортовать Варшаве о прибытии новых партий, о продажах — и одновременно снабжать нас информацией о том, как и когда мы сможем ударить и разбить эту контору.
Нашел. Микрофон величиной с булавочную головку под тканью брючины. Пит крепко взялся за него, хотел поднять повыше, снова к промежности — там микрофон держался лучше и его проще было развернуть к говорящему.
Однако пришлось прерваться.
Сидевший напротив Йоранссон внезапно уставился на него, не спуская глаз.
— Шведские тюрьмы строгого режима. «Войтек» собирается сосредоточить свои усилия на заключенных двух категорий. Во-первых — «миллионерах», тех, кто добыл свои деньги особо тяжкими преступлениями, отбывает долгие сроки и кто грамм за граммом, день за днем сможет переводить свой бандитский капитал в некое здание на улице Людвика Идзиковского. Во-вторых — на «батраках», тех, у кого вообще нет денег и кто выйдет на свободу весь в долгах; чтобы остаться в живых, этим людям придется на свободе продавать крупные партии наркотиков или совершить тяжкое преступление. Из таких должников «Войтек» сплетет опаснейшую преступную сеть.
Хоффманн выпустил микрофон и положил обе руки на стол — так, чтобы их было видно.
Йоранссон продолжал смотреть на Пита, стало тяжело дышать и глотать, секунды растянулись в часы. Наконец не в меру внимательные глаза перестали сверлить его.
— Я не могу описать подробнее. Решать вам. Вы решаете.Продолжать ли Пауле. Или мы в очередной раз просто постоим рядом и посмотрим.
Заместитель министра внимательно оглядела каждого, потом взглянула в окно, на солнце, такое прекрасное. Наверное, ей тоже хотелось прочь отсюда.
— Могу я попросить вас ненадолго выйти?
Хоффманн пожал плечами и пошел было к двери, но вдруг остановился. Микрофон. Микрофон отклеился и медленно сползал вниз по правой ноге под тканью брючины.
— Всего на несколько минут. Потом вы сможете вернуться.
Хоффманн ничего не ответил, только оттопырил на ходу средний палец. Услышал за спиной раздраженный вздох. Они видели его жест, разозлились, подняли взгляд. Этого он и добивался. Лишь бы не спросили, что это за ним тянется. Пит закрыл за собой дверь.
Лицо замминистра по-прежнему ничего не выражало.
— Вы говорили о девяти месяцах. О пяти месяцах. О мексиканской и египетской мафии. Я тогда сказала «нет», потому что ваши работавшие под прикрытием агенты, все с криминальным прошлым, рассматривались как источники высокого риска.
— Паула — не источник высокого риска.Он — залог успешной экспансии «Войтека». На нем построена вся операция.
— Я никогда не дам иммунитета от уголовного преследования сотруднику, которому ни вы, ни я не можем доверять.
— Я ему доверяю.
— Тогда, может быть, вы объясните мне, зачем интендант Йоранссон некоторое время назад его обыскивал.
Вильсон взглянул на своего шефа, потом — на женщину с ничего не выражающим лицом.
— С Паулой имею дело я, яработаю с ним ежедневно. Я доверяю ему, а «Войтек» уже здесь! Никогда еще нам не удавалось внедрить своего агента настолько глубоко. С Паулой… мы снесем мафии голову одним ударом. Если только Паула не будет отдан под суд за события на Вестманнагатан. Если он сможет свободно действовать в тюрьме.
Замминистра подошла к окну с желтым солнцем и видом на столицу, которая жила своей предвечерней жизнью и понятия не имела о том, кто и как ею управляет. Потом взглянула на человека, до сих пор хранившего молчание.
— А вы что скажете?
Замминистра юстиции открыла свои двери для комиссара уголовной полиции Вильсона и интенданта Йоранссона. Но ради особо серьезных решений она пригласила самого главного человека Главного полицейского управления, попросила его тоже посидеть за столом и послушать.
— Уголовная элита, мультимиллионеры, те, кто совершил тяжкие преступления, у «Войтека» вроде финансистов. Основная масса уголовников, должники, мелкие воришки у «Войтека» вроде рабов. — У начальника Главного полицейского управления был резкий гнусавый голос. — Я не хочу, чтобы так было. Вы не хотите, чтобы так было. У Паулы нет времени на Вестманнагатан.
Хоффманну надо было успеть за несколько минут.
Он проверил расположение камер, довольно близко к обоим лифтам, и встал прямо под одной из них, чтобы оказаться в слепой зоне. Убедился, что рядом никого, расстегнул ремень и молнию на брюках, поймал микрофон и протянул провод под промежностью к животу.
Скотч никуда не годится.
Руки Йоранссона во время обыска слишком сильно прижали и порвали его.
Еще минута-другая.
Хоффманн немного распорол внутренний шов брюк, непослушными пальцами закрепил провод в дыре и развернул микрофон к молнии, после чего натянул свитер на брюки как можно ниже.
Неважное решение. Но сейчас — единственно возможное.
— Вы можете вернуться.
Дверь в середине коридора была распахнута. Замминистра помахала ему, и он двинулся к ней, стараясь шагать нешироко, но как можно естественнее.
Они приняли решение. Во всяком случае, у Пита появилось такое чувство.
— Хочу спросить еще кое о чем.
Заместитель министра взглянула сначала на Йоранссона, потом на Вильсона.
— Предварительное следствие длится уже как минимум сутки. Полагаю, его начала городская полиция. Я хочу знать, как вы… все устроите.
Вильсон ждал этого вопроса.
— Вы читали мое донесение, представленное шефу уголовной полиции лена. — Он указал на распечатки, которые лежали на столе перед каждым участником собрания. — А это рапорт, составленный следственной группой — Гренсом, Сундквистом, Херманссон и Кранцем. О том, что они знают, что видели. Сравните его с моим рапортом, с тем, как на самом деле развивались событии; там сказано, почему Паула присутствовал в той квартире. Он был там по заданию полиции.