Эверт Гренс вышел на деревянный пол шаткого балкончика.
Свен, читай дальше.
Двадцать четыре часа назад здесь лежал снайпер.
Больше ничего нет.
Оружие, направленное человеку в голову.
Читай!
При нападении на полицейского в Сёдермальме, на газоне в центре города, он…
Достаточно.
Он тогда принял решение.
Он приказал убить человека.
Ветер усилился и приятно обдувал лицо; солнце на миг показалось, согрело бледные щеки и птиц, которые над головой у Гренса охотились на кого-то ему невидимого. Комиссар схватился за низкие перильца; на миг закружилась голова, еще шаг — и он беспомощно полетит вниз. Он посмотрел на свои ноги и на два круглых черных пятна на последней доске, которая сантиметров десяти не доходила до перил. Гренс потрогал пятна кончиками пальцев, понюхал. Ружейное масло. Вытекло из дула винтовки и на веки вечные испортило деревянный пол балкона.
Гренс опустился на колени, потом еще ниже, лег животом на место снайпера. Локтями — в деревянный пол, в руках — воображаемая винтовка. Комиссар прицелился в окно, которого больше не было, в дыру, вокруг которой — сажа до самой крыши корпуса «В».
— Вот здесь он лежал. Здесь ждал моего приказа. — Эверт взглянул на Свена. — Ждал, когда я попрошу его совершить убийство. — Он нетерпеливо махнул коллеге рукой. — Ты тоже ложись. Хочу, чтобы ты это почувствовал.
— Я не люблю высоты. Ты же знаешь.
— Свен, возьми и ляг. Здесь ограда, не свалишься.
Свен Сундквист осторожно отполз, чтобы не лежать слишком близко к толстому Гренсу. Он терпеть не мог высоту, слишком много теряешь, падая вниз, и этот страх с каждым годом становился все острее. Свен пополз по-пластунски, вытянул руку вперед и, оказавшись достаточно близко, судорожно вцепился в перила.
Высоко. Эверт громко сопит. Дует ветер.
Свен покрепче сомкнул пальцы вокруг холодного железного прута и вдруг почувствовал, как что-то отделяется от основания и остается у него в руках. Он дернулся, предмет задвигался еще свободнее. Что-то черное, квадратное, три-четыре сантиметра в длину, в одном конце — провод.
— Эверт!
Вытянутая рука.
— Вот это было на перилах.
Оба поняли, что это.
Солнечная батарейка.
Черная, одного цвета с перилами. Человек, поместивший ее на перила, хотел скрыть ее от посторонних глаз.
Свен осторожно потянул такой же черный провод. Провод подался, Свен потянул сильнее и втащил на балкон круглый кусочек металла, меньше первого, диаметром едва ли в сантиметр.
Электронный передатчик.
Я смотрел на него в прицел. Не знаю… он как будто услышал.
— Передатчик, провод, батарейка. Эверт… Стернер был прав.
Как будто знал, что в него могут попасть.
Свен держал в руках провод, покачивая им взад-вперед. В эти секунды даже мысль о том, что земля — далеко внизу, не пугала его.
— Когда вы со снайпером переговаривались, Хоффманн слышал каждое слово.
Эверт Гренс плотно закрыл дверь своего кабинета.
Две чашки кофе и рогалик с сыром и ветчиной из торгового автомата в коридоре.
Гренс все еще ощущал взрывную волну и запах дыма; ему чудилось дыхание, которое угасло, пока он стоял там, на балконе, и смотрел на окно.
У него не было выбора.
По всем документам Пит Хоффманн выходил одним из немногих преступников, способных выполнить свою угрозу. Гренс пролистал заключение Государственной пенитенциарной службы о психиатрических обследованиях и периоде, проведенном Хоффманном в заключении, вычитал в реестре судимостей про пять лет и покушение на убийство, про вооруженное нападение на полицейского, а в ASPEN — о находящемся в оперативной разработке преступнике с кодом «НАХОДИТСЯ В РОЗЫСКЕ ОПАСЕН ВООРУЖЕН».
У него просто не было выбора.
Гренс уже собирался выключить компьютер и выйти в коридор за очередным рогаликом с сыром и ветчиной, как вдруг взгляд зацепился за нижнюю строчку на экране компьютера. Первое сообщение о Хоффманне в базе по преступлениям.
Дата последнего изменения.
Гренс посчитал. Изменения внесены восемнадцать дней назад.
А приговор вынесен десять лет назад.
Гренс остался в кабинете, заходил от стены к стене, от окна к двери. Опять это чувство — неуютное ощущение оттого, что что-то не сходится.
Он набрал номер, который давным-давно выучил наизусть, — номер техподдержки. Проклятые кнопки и значки на компьютерном экране словно обладали своей собственной волей.
Ответил молодой мужской голос. Они там всегда молодые и всегда мужчины.
— Это Гренс. Мне нужна помощь.
— Комиссар? Минуту.
Пару раз Гренсу случалось прогуляться через все здание, чтобы присутствовать при объяснении, так что он понял: стук металла по металлу, который он услышал, пока ждал, означает, что обладатель молодого голоса поставил пустую банку из-под кока-колы на башню из громоздившихся возле компьютера других банок.
— Мне надо знать, кто изменил запись в базе данных по преступлениям. Можете посмотреть?
— Посмотреть-то могу. Но это в ведении Управления судопроизводства. Поговорите с их техподдержкой.
— А если я спрошу у вас? Сейчас?
Молодой голос открыл новую банку.
— Дайте мне пять минут.
Четыре минуты сорок пять секунд спустя Гренс улыбнулся в телефон:
— Ну что там?
— Ничего странного. Изменения внесены с одного из компьютеров Управления судопроизводства.
— Кто их внес?
— Человек, имеющий соответствующие полномочия. Некая Ульрика Даниэльссон. Вам нужен ее номер?
Гренс опять принялся бродить по кабинету. Допил холодный кофе, затаившийся на донышке пластмассового стаканчика.
Во время следующего разговора Гренс стоял.
— Ульрика Даниэльссон.
— Гренс, городская полиция Стокгольма.
— Да?
— Я звоню в связи с одним расследованием. Номер 721018–0010. Приговор, которому почти десять лет.
— Да?
— Если верить базе данных по уголовным преступлениям, в нее недавно внесли изменения. Ровно восемнадцать дней назад.
— Да?
— И внесли их вы. — Гренс слышал ее дыхание. — Я хочу знать — почему.
Она нервничала, Гренс был в этом уверен. Слишком длинные паузы, слишком глубокое дыхание.
— Я не могу говорить об этом.
— Не можете?
— По соображениям секретности.
— Какая еще, на хрен, секретность?
— Я больше ничего не скажу.
Гренс не стал кричать. Он понизил голос, иногда это оказывалось эффективнее.
— Я хочу знать, почемувы изменили запись. И что именновы изменили.
— Я сказала вам все, что могла сказать.
— Послушайте, Ульрика… кстати, я могу называть вас Ульрикой? — Гренс не стал дожидаться ответа. — Ульрика, я комиссар уголовной полиции. Я расследую убийство. А вы работаете в Управлении судопроизводства. На секретность вы можете ссылаться, если хотите что-то скрыть от журналистов. Но не от меня.
— Я…
— Отвечайте мне сейчас. Или, Ульрика, я появлюсь у вас через пару суток. Столько времени мне понадобится, чтобы добыть судебный ордер.
Вдох-выдох, глубоко. Женщина больше не пыталась сдерживать дыхание.
— Вильсон.
— Вильсон?
— Ваш коллега. Поговорите с ним.
Чувство больше не было просто чувством.
Теперь Гренс точно знал: в этом деле что-то не так.
Он лежал на коричневом вельветовом диване. Прошло полчаса; комиссар честно старался, он закрывал глаза и расслаблял мышцы, но сна не было ни в одном глазу. И тогда он начал.
Я не понимаю.
Заключенный снова встал у него перед глазами — как тогда, в окне мастерской.