Они вышли к саду. Все так же сидели там старики и молодые. Ну конечно. Именно оттого, что там внизу, в Подземном Городе, с такой скоростью вращаются колеса, здесь бездельно, бессильно лежат на коленях ослабевшие руки… На площади неподалеку от табачного автомата стоял человек в синем, как налитом на него костюме. Он в упор смотрел на приближающихся Леха и Ви желтоватыми глазами со зрачком-точкой. Но не тигриный был у него взгляд, а пустой.
У Ви совсем опустились плечи.
— Между прочим, забыла тебе сказать. Гвин Сойер развелся с женой. Помнишь, мой троюродный племянник. Правда, он уже совсем докатился, почти не просыпается.
Лех кивнул… Интересно, как это у них получается на Вокзале. Видимо, начинают гипнотизировать сразу, когда ты сел в кресло. Нервный подъем, а потом кажется, будто знаешь людей, которые бежали через Вокзал. Хотя на самом деле ничего такого не было… А убежать бы в действительности. Хотя они уже один раз пробовали с Ви. Взяли билеты, сели в трейн, выехали из города. Кругом квадраты с серой пленкой, непонятные машины. Постояли, посмотрели и обратно. Все кому-то принадлежит, все для чего-то предназначено. Никто их не преследовал, зачем? Сами как миленькие заторопились домой, к «усилителям» и кнопкам. Так уж сложилось, что без этого они не могут. Видимо, в жизни каждому определено место, каждый должен сидеть там, куда попал. Маленькая группа живет и действует, а остальных поставили, словно пустые ящики, и транслируют через них придуманные страсти, конфликты и борьбу. Получается, что раз уж кто-то захотел заработать на их несчастье, так тому и быть.
Ви вяло встрепенулась.
— А как Чисон живет? Ты его не видел в последнее время?
— Нет. Уже неделю ему звоню, он трубку не поднимает. Не ходит теперь на Вокзал, все читает книги.
— Знаешь, у меня стиральная машина испортилась и я сегодня кофточку сама постирала. Руками. Но только она не выстиралась, расползлась.
— Ты мне уже об этом говорила. И про Чисона тоже спрашивала. — Он посмотрел на нее внимательно. Что-то у нее случилось, у Ви.
Он остановился.
— Слушай, у тебя, наверное, деньги кончаются? Ты сегодня брала билет на меньший срок, чем я?
Ви закусила губу, глаза у нее наполнились слезами. Да, действительно, у нее кончаются деньги. Билет приходится брать совсем ненадолго. Это уже давно так. Они познакомились полгода назад, и вот уж два месяца, как она все высчитала и поняла, что больше, чем на десять минут, ей нельзя покупать. Так что остальное время она сидит и просто смотрит на Леха. Хорошо еще, что администрация пока разрешает.
Он нахмурил брови, беспомощно оглядываясь.
Ви достала из сумочки зеркальце, носовой платок.
— Знаешь, я иногда даже думаю — вот эта компания, которая «усилители» продает. Что она станет делать, когда у людей кончатся все деньги? Наверное, сами начнут применять свои средства и погибнут, как мы. — Она вытерла глаза и убрала платочек. — Я тебя хочу попросить. Когда совсем не смогу ходить на Вокзал, ты там в мечтах представляй, что я с тобой. Хорошо?.. А мне уж придется сидеть в саду.
Он промолчал. О господи, ну почему жизнь сделалась именно такой?! Еще двести — триста лет назад, если верить книгам, так удивительно было. Аисты углом летят в небесной голубизне, землепашец, подняв голову, следит за их полетом. Светит солнце, в пустой церкви органист играет хорал, а у берега на волне поднимает белые паруса корабль. Качнулся морской горизонт, птица распростерла крылья, и все это куда-то зовет, стремит… Но куда, к чему? К тому, куда приехали мы — вывеска «Ринкфармакопеи» и сад, где сидят безнадежно одинокие.
Ви вздохнула, затем насильственно улыбнулась.
— Не расстраивайся. Это шутка. Я тебе соврала, честное слово. Деньги у меня еще есть. Кроме того, мы ведь всегда можем бросить Вокзал. Мы еще не совсем на крючке, как другие. У нас и своя жизнь есть. Например, встречаемся с тобой… И вообще…
Ужасно жалобно прозвучало это «вообще».
Лех взял ее под руку, и они пошли дальше.
И вот они идут. Уже пал вечер. Зажглись огни реклам, все вертится и мигает на стенах. Проносятся машины, оглушающе грохочет механическая музыка. Улица представляется им странной, чужой. Необъяснимы предметы и явления, непостижимы силы, управляющие всем этим. Маленькие люди, Лех и Ви, в большом сложном мире. Но ведь и они жаждут настоящей жизни и, может быть, даже достойны ее.
Внезапно Леху приходит в голову, что не все так беспочвенно в его последнем сне. Искаженно, но он отражает реальность. Пусть нет черного офицера, который вел его на расстрел. Но все равно на дальнем конце цепочки и сейчас сидит кто-то живой, существующий, решивший заработать на чужом горе, сказавший себе: «Я вот так, а на остальных плевать». И неправильно, будто человеческое проявляется только в страданиях. Нет. Людям снятся лишения не потому, что именно нищеты и несчастий им хочется. Тут другое. Люди мечтают бороться за большое, иметь цель. Они хотят проявлять все свои способности, осуществляя человеческое право на улучшение мира, в котором живут.