Белла решительно встала.
– Становится поздно, Генри.
Миссис Пейсон ощетинилась:
– Только начало десятого. Вы приходите раз в неделю. Можно было бы и не убегать сразу после обеда.
– Совсем не сразу после обеда, мама. И, кроме того, Генри страшно много работает. Он совсем измучен.
Миссис Пейсон, знавшая положение дел Генри, выразила носом недоверие.
Но все-таки они ушли. Уже в вестибюле Белла спросила:
– Значит, завтра утром ты придешь, Лотти?
– Да.
Лотти немножко побледнела.
Лицо миссис Пейсон стало жестким.
С улицы донесся рев – Генри согревал машину Чиханье и фырканье, потом грандиозное ворчанье. Уехали.
Трое оставшихся опять устроились в гостиной. Миссис Пейсон любила поговорить с мужчинами. Ее приучили в этому годы деловой жизни. Когда у Лотти бывали в гостях мужчины, она почти всегда сидела с ними. Лотти никогда не выражала неудовольствия по этому поводу. Она даже никогда не отдавала себе отчета в том, что, быть может, этим объясняется то, что она до сих пор носит имя Лотти Пейсон.
Сегодня она даже была рада, что мать осталась в гостиной. Прилежно провязывая петлю за петлей, она думала об Орвиле и Бене Гарце, о Чарли и об этом… как его?.. Джесси Дике. Какой он стройный и молодой! И сколько в нем жизни!.. Какая чудесная линия подбородка… Его красота так ослепительна, что почти больно смотреть на него… Бекки Шефер и мальчишка-рассыльный… Так вот что хотел сказать Генри: женщин ее возраста влечет к себе юность. Нездоровое влечение…
Лотти встряхнулась. Миссис Пейсон и Бен Гарц оживленно беседовали.
– По-моему, это очень выгодное предложение, миссис Пейсон. Но на вашем месте я бы не торопился.
– Я обдумаю ваш совет, мистер Гарц. Ведь, в конце концов, я просто одинокая женщина. Мне не у кого спросить совета.
– Вам никого и не нужно, миссис Пейсон, вы сами достаточно проницательны. Но предложение это, действительно…
Лотти встала.
– Принесу вам чего-нибудь выпить.
Бен схватил ее за локоть.
– Спасибо, не беспокойтесь, мисс Лотти. – Он всегда называл ее мисс Лотти в присутствии третьих лиц и просто Лотти – с глазу на глаз.
Тем не менее она принесла бутылку имбирного пива и бисквиты. Во взгляде, брошенном им на это легкое угощение, было что-то поразившее ее доброе и отзывчивое сердце. Мать будет недовольна, она знала. И все же тот прилив храбрости, который заставил ее поднять голос за обедом, подстрекнул ее на новые дерзания.
– Как ваше мнение насчет чашки горячего кофе с несколькими сэндвичами?
– О, что вы, мисс Лотти! Зачем это… благодарю вас.
Но глаза его просияли.
– Глупости, Лотти! – резко сказала миссис Пейсон. – Мистер Гарц не хочет никакого кофе.
– Нет, хочет. Правда? Пойдемте на кухню. Мы закусим на скорую руку. Я нарежу хлеба, а вы будете намазывать масло.
Бен Гарц встал с живостью.
– Человек, живущий в гостинице, не может отвергнуть такое предложение, мисс Лотти.
И он грузно поспешил за ней.
Проглотив горькую пилюлю, преподнесенную неожиданно взбунтовавшейся дочерью, миссис Пейсон с минуту постояла в нерешительности. Затем, достав из угла свою толстую палку, она проследовала на кухню, с таким видом вдыхая вкусный аромат кипящего кофе, точно это был отравляющий газ.
Вечер закончился бриджем «с болваном». Лотти вообще играла неважно, так как не относилась к этому занятию с должной серьезностью. Миссис Пейсон систематически назначала слишком высокую игру. Бен Гарц подмигивал сквозь сигарный дым, хохотал над тактикой миссис Пейсон и норовил коснуться колен Лотти под столом.
«…выйду замуж в двадцать лет и рожу пятерых детей, одного за другим…»
– Лотти Пейсон, о чем вы думаете?! – раздался возмущенный голос матери.
– А что… в чем дело?..
– Ты побила моего туза!
Глава девятая
Между половиной девятого и девятью часами утра мальчик из гаража «Элит» ежедневно подъезжал в пейсоновской «электричке» к дверям их особняка. Каждый уважающий себя шофер презирает все электрические средства передвижения, но этот молодой человек смотрел на уход за дряхлой колесницей Пейсонов, как на личное для себя оскорбление. Он обращался с ее скрипучими рычагами так, как профессиональный футболист – с детским резиновым мячом, то есть как с вещью, недостойной внимания. Выскочив из автомобиля, он с такой силой захлопывал за собой дверцу, что эта древность некоторое время ходуном ходила на своих раскоряченных колесах. Затем он обходил вокруг «электрички», со злостью тыкал сапогом в изношенную шину и, посвистывая, удалялся восвояси. Лотти, наверно, тысячу раз наблюдала эту сцену. Если он иногда забывал ткнуть шину, Лотти испытывала некоторое разочарование.
На этот раз Лотти, уже совершенно готовая, еще до восьми часов звонила в гараж «Элит». Она хотела пораньше выбраться из дому и воспользоваться, для экономии времени, «электричкой».
Как ни рано вставала Лотти, тетя Шарлотта поднялась еще намного раньше. Но вниз она еще не сходила. Миссис Пейсон уже позавтракала и прочитала газету. После миссис Пейсон газета становилась бесповоротно потерянной для других читателей: она валялась беспорядочной грудой и все страницы се были перепутаны. Лотти иногда подумывала: не является ли ее пристрастие к чистенько сложенной, неизмятой газете одним из признаков того, что она окончательно превращается в старую деву. Тетя Шарлотта однажды сказала, разглаживая отчаянно измятые листы дрожащими пергаментными пальцами:
– Знаешь, Керри, читать газету после тебя – все равно, что узнавать новости на третий день. В них нет аромата свежести.
Сидя в это утро за чашкой кофе, Лотти едва пробежала заголовки. Ее мать что-то переставляла в буфете. Миссис Пейсон принадлежала к числу тех людей, которым непременно нужно что-нибудь делать с шумом и треском в той комнате, где вы либо завтракаете, либо читаете, либо пишете. Она доставала блюда и ставила их на место. Она отодвигала ящик и гремела серебром. Она сражалась с дверцей буфета, которая вечно застревала. Она делала заметки на оберточной бумаге твердым карандашом, издававшим действующие на нервы звуки. Все это перемежалось отрывистыми и громогласными переговорами с Гульдой через дверь буфетной.
– Рис нужен?
– Что?
– Рис!
– Нет, есть.
Карандаш шуршит и скрипит под аккомпанемент бормотания:
– Мыло… кухонную щетку… молодой картофель… справиться насчет электрических лампочек… кофе…
Дальше полным голосом:
– Кофе у нас, положим, довольно. На кухне – молчание.
– Гульда, кофе у нас довольно! В среду я купила целый фунт.
Молчание. Потом – робкий голос:
– Хватит только на воскресенье.
– Ну, знаете, милая!.. – Пружинная дверь едва не слетает с петель от стремительности, с какой миссис Пейсон отправляется на театр военных действий против кофеистребительницы…
Утро было пасмурное, серое, туманное – настоящее чикагское утро середины марта. С озера дул влажный пронизывающий ветер, леденящий сильнее, чем суровый мороз, и словно погружающий вас в холодную воду. Повсюду еще лежал выпавший месяц назад и почерневший от копоти снег. Первая страница газеты предсказывала дождь. Ни намека на солнце в цветных стеклах окна столовой. «Брр!» – подумала Лотти, представляя себе месиво грязи на улицах. И все же она улыбалась. Все утро в ее распоряжении, все утро от восьми и почти до полудня. Ее ждала Гесси, которую нужно было расспросить обо всем, ее ждала Эмма Бартон, с которой нужно было посовещаться, ее ждало дело, настоящее дело. Лотти встала из-за стола и, одеваясь, придерживала одной ногой створку пружинной двери.
– Я, мама, непременно вернусь часам к двенадцати, а может быть и раньше. Тогда мы прямо отправимся по твоим делам – собирать арендную плату, а на обратном пути…
– Гм, гм… – промычала только миссис Пейсон. Губы ее были сжаты.
– И вообще, по-моему, не стоит хлопотать из-за воскресного обеда. По воскресеньям мы всегда позже встаем и больше едим за завтраком. Давай заменим обед на этот раз ленчем. Попробуем! Забудем о телятине и о…
Миссис Пейсон указала бровями на прислушивающуюся Гульду.