Всеми силами Марк старался быть честным и справедливым с другими людьми, положительным и надежным в отношениях. Но почему-то настоящих крепких друзей у него никак не прибавлялось. Уж слишком ревностно относился он к столь редким человеческим качествам, и потому казался чересчур требовательным. Но никто не понимал, что во много раз строже он относился к себе и своим собственным поступкам.
Каждый раз его преследовали болезненные ощущения после очередного огреха. Не то сделал, не то сказал, и мучительные мысли, едва ли не переламывающие хребет, преследовали его. Да еще эта проклятая эмпатия! Кроме того, находясь в толпе таких же молодых людей и видя себя словно со стороны на их фоне, он чувствовал некую неловкость, свою неуместность. Уж слишком развязно вели себя остальные против его обычной сдержанности. К тому же он быстро уставал от шума человеческой толпы, и часто нападало желание забиться в свой спокойный угол. Хотя бы пару часов побыть в объятиях настоящей тишины и свободы.
Все-таки он был из другого мира, чем-то крепче остальных, во многом тверже, но бывало, в обыденных ситуациях выказывал себя нелепо, как эмалированный тазик на фоне прочих глиняных сосудов для вина.
Странные сны так и продолжали сниться ему. Изредко удавалось увидеть и Ангелу, но всегда почему-то вдалеке, как-то мимоходом. Он и думал о ней, и злился на нее. Иногда ее просто ненавидел, сам не зная почему. Ее голос в голове часто пилил его за проступки и мелкие ошибки, а он мысленно огрызался в ответ. Но почему звучит именно ее голос, спрашивал он себя каждый раз. Свою первостатейную мечту найти ее в далеком Новом Свете он не оставлял. Но и радость от встречи рисовалась в голове все более вяло и даже немного вульгарно день ото дня.
Так они и жили втроем, в тесной комнатушке студенческого общежития. Жир, ни о чем серьезно не мечтавший и снисходительно относившийся к учебе, громко портил воздух, полеживая на верхнем ярусе кровати. Арамис – наш хипарь. Хлебом его не корми, но дай врубить какой-нибудь тяжеляк на все общежитие. Нередко он неделями пропадал по тусовкам со своими не менее исключительными друзьями, увенчанными ирокезами.
Марк же целыми днями зубрил учебники, зажав тлеющую сигарету между пальцев, или бродил по закоулкам Берлина. Гулять ему однозначно нравилось больше. И выбираясь, он старался увидеть, вникнуть и пережить страсть скульптора в каждой архитектурной завитушке старого города, не пропуская ни одной памятной таблички на стенах зданий и памятников. Любил он также обследовать ряды книг большой студенческой библиотеки в поисках какого-нибудь захватывающего чтива. Иногда с пары прочитанных абзацев ему открывалось настоящее бумажное сокровище. И едва ли не бегом он мчался в свою комнатушку, чтобы, забившись в свой угол, нырнуть с головой в безграничный мир авторских завихрений.
Что за жизнь началась, думал Марк, если сравнить ее с недавним прошлым. Будто я всю свою жизнь гавкал, сидя на цепи, и вдруг такое! Какие-то жалкие мгновения, и я оказался в одном из красивейших городов мира, где меня окружают уже не воспитатели с лицами тюремщиков, а настоящие свободные существа. Он часто улыбаются, не скупы на вежливость, если случайно столкнешься с ними. Не так уж многого от тебя ждут и совсем даже не требуют.
Каждое утро дорога в университет и обратно сопровождалась ощущением растворения в эфире вселенной, будто все вокруг безгранично любило его. И эта любовь выражалась теплыми лучами солнца, холодными каплями дождя, прохладным ветерком, запахами цветущих деревьев. Даже радующей глаз ярко-красной неоновой вывеской магазинчика после заката солнца. Да черт возьми, всем чем угодно изумлялся Марк. Теперь все приносило настоящее удовольствие, каждая мелочь была замечена, оценена и взвешена. Немедленно оставалась в памяти еще одной маленькой приятностью.
Жаль, что не всегда удавалось сделать длительные выходные прогулки. А Марк любил бродить вдоль речных каналов, через винтажные мосты, старинные площади, мимо шикарных административных зданий с башенками, колоннами и высокими гранитными лестницами. Путь часто петлял мимо памятников великим мира сего и мест, где они когда-то жили. Иногда хватало денег на маленькую чашечку кофе в крошечной кофейне, каждый раз на новом месте.