– К вам с того времени подходили какие-либо странные люди и задавали вопросы, показавшиеся вам подозрительными?
– Нет, не припомню. Не было.
– Кто-либо, кроме меня, разговаривал с вами о ваших родителях или дал какую-либо информацию о них?
– Нет, все глухо, – с разочарованием в голосе ответил Марк.
– Хорошо, так… – начал думать человек в костюме, – пожалуй, этого пока что достаточно. В общем, случай с вами тяжелый, а ваше нахождение здесь и есть результат вашей настойчивости. Ваших родителей скорей всего устранили агенты ШТАЗИ или не ШТАЗИ, бог их теперь разберет. У Советов что ни служба, то спецслужба. В общем, похоже, это была русская разведка. Подозреваю, что и ваши родители оттуда, поскольку, как и вы, родом из СССР. Фамилия их F., но, разумеется, она вымышленная. Какая была настоящей, нам до сих пор не известно.
Буквально несколько дней назад я делал запрос в Россию. Слабая надежда, но все же стоило попробовать. Ответ стандартный. Им ничего, конечно, не известно, о чем идет речь. С какой целью ваши родители находились на территории ГДР, нам также не удалось узнать, как и причину их убийства. Я повторюсь – убийства. Если нам что-то станет еще известно, мы обязательно вас известим. А дальше искать концы я вам не советую. Даже настаиваю, чтобы вы прекратили свои поиски и держали свой рот на замке. Это совет как от себя лично, так от имени правительства Германии. На вас и так потрачено слишком много времени и сил. А теперь ваши вопросы?
– Где они похоронены?
– Нигде. Агентов под своими именами не хоронят. А если честно, вообще не хоронят. Увольнение из таких организаций у Советов зачастую через крематорий – такие у них порядки. Еще вопросы?
Марк задумался, что-то проклевывалось еще спросить, но он не успел.
– Тогда прошу покинуть кабинет, и обещайте больше не беспокоить никого своими поисками. За грехи родителей расплачиваются дети – несите это молча. Меня, кстати, вы тоже не видели. Все понятно?
– Да, спасибо, я вам очень благодарен.
– Тогда до свидания, и еще раз, держите язык за зубами. Паспорт, пожалуйста, свой тоже заберите!
– До свидания, – попрощался Марк и, схватив со стола свой паспорт, вышел в двери, где его ждал все тот же молодой человек.
***
Хотя звучит это кощунственно, но Марку действительно стало намного легче на душе. Воображение рисовало сцены, где отважные рыцари плаща и кинжала направо и налево вершили свои героические подвиги, ровно так, как это видится в голливудских фильмах. А причастность к этому его родителей даже в какой-то степени заставляла гордиться ими, гордиться собой. Но все-таки пора поставить крест на прошлом – так, кажется, поговаривал Курт.
Этим же вечером с той же брутальностью, что и гориллы барабанят по своей груди, Марк грохотал по двери Курта.
– Пошли как следует напьемся, я плачу! – радостно приветствовал Марк своего друга, когда тот появился в проеме.
***
Ночью приснился сон, невероятно теплый и яркий. Марк наутро принял его за далекое почти забытое воспоминание из прежней, давно ушедшей жизни, когда все было на своих местах.
Там он, счастливый и довольный, бежал по песчаному пляжу берега реки навстречу своей матери. У него была широченная улыбка на лице и скудная копна вьющихся тоненьких волос. Встречный теплый ветер трепал их по своему безумному замыслу и строил из них нелепые шевелюры. Мать присела на корточки, широко расставив руки, и улыбалась, поощряя его настроение. А он как мячик летел в импровизированные ворота. В них его ждали горячие объятия и поцелуи. Небольшой молодой пес, скорее всего, беспородный ушастый шалопут, бежал за ним вдогонку. Уши так и махали, как крылья, на каждом его прыжке. Чайки, солнце, песок, такое осязаемое счастье! Было радостно и легко. Было тепло и ярко на душе, и вместе со всеми этими переживаниями чувствовалась невероятная сила этого обрывка жизни. Сила, важность и неподдельный смысл. А может быть, это было не воспоминание вовсе, а давно забытый старый добрый сон, заблудившийся в закоулках памяти, размышлял Марк.
Глава 17
На третий год работы в мастерской Автодед захворал и почти перестал выходить на службу. Марку пришлось временно взять на себя его обязанности, разумеется, в урон учебе и свободному времени. Но бросить дело он не мог. К его величайшему разочарованию, заработки почему-то остались на прежнем смехотворном уровне.
Было не очень ловко спрашивать Автодеда о надбавке, но все же некая обида давала о себе знать. Ведь столько стараний остались незамеченными. Всю зиму дед появлялся лишь короткими набегами, не более пары недель, а вид при этом у него был весьма поношенный. Аппетит еще хуже. Все, что он ел, это кусочки хлеба, тут же отмоченные в молоке.