Сам он родился и вырос в тех глухих местах, где хорошие доходы местным жителям приносило только метоамфетаминовое варенье. Жизнь наградила, кроме прочего, женой и двумя мелкими. Потому, отважившись избавиться от нужды заниматься одной глупостью, он сунулся в другую, смердящую не менее скверно. Зато здесь никто не докопается, все же по закону. Но какой еще был выбор?
Но как удивительно было обнаружить его поразительно здоровое отношение к жизни. Три класса образования, ни одной серьезной работы, ни одного начитанного человека в круге его знакомых. Но выдавал он такое, от чего действительно сердце сжималось и ты почувствовал себя неуютно за свое, как в дальнейшем открывалось, жалкое нытье неудачника.
– Вот вы, горожане, ни бельмеса о тяжелой жизни не знаете, а еще постоянно стенаете о каких-то трудностях, – начинал он говорить и продолжал выдавать сильные, наполненные подлинной любовью к жизни слова, отчего действительно хотелось работать, мечтать, путешествовать, нюхать запахи полей, смотреть на закаты и рассветы на берегу моря, теребить волосы любимой женщины и вдыхать их аромат. Это и вправду было весьма неожиданно услышать от деревенского паренька-обрубка. Кроме того, всю свою болтовню он сдабривал поучительными историями и, мало того, позволял глупые шутки над собой.
– Эй, Джо! – доносилось из другого конца палаты, – знаешь, за что я тебя уважаю пуще остальных?
– Давай! Мне уже интересно.
– За то, что хотя бы твоими ногами здесь не воняет, – отвечал вопрошавший, и все помещение, вместе с безногим Джо, заливалось хохотом.
Но все же он учинял иногда поступки, казавшиеся на первый взгляд звоночком надвигающегося безумия. Каждое утро ровно в шесть часов наш безногий друг издавал во всю мощь своей луженой глотки весьма неприличные выражения, даже для бывалого мужского слуха. Всех в палате такое явление заставляло подрываться, словно трубила команда к подъему. Но кому предназначались оскорбления и почему именно в этот самый час, для всех долго оставалось загадкой.
Лишь какое-то время спустя выяснилось, что всю ночь он почти беззвучно смотрел телевизор, бесцельно нажимая на кнопки пульта. А ближе к шести утра начиналась религиозная программа, как обычно, с одиозным проповедником, бешено махающим руками и через предложение призывающим вознести хвалу господу. Это и становилось причиной его взрывов бешенства, когда передача заканчивалась. Выключив телевизор, он набирал в раскаленные от злобы легкие воздух и выпаливал свое, как сигнальная пушка. Но почему-то никто не пытался узнать, чем насолил ему этот конкретный проповедник и он ли был в действительности причиной вспышек гнева.
***
С каждым днем у Марка число трубок в животе уменьшалось, и пару недель спустя осталась одна, самая толстая, с отвратительным на вид дренажом. Впереди маячила финальная операция, и спустя неделю голодовки можно вновь продолжать жить, как это делают обычные люди. Боже, думал Марк, какое это счастье – ходить в туалет на своих двоих и есть что-либо еще, кроме жиденьких кашиц. Как же натерпится погулять по ухоженному госпитальному парку, из которого так приятно пахнет цветением. О прочем думать и вовсе не хотелось. Об армии можно пока и подзабыть, как пророчил врачеватель. Хотя конец контракта и без того маячил впереди, спустя пару-тройку месяцев.
К большой неожиданности, прибыла медсестричка, держа в руках телефонную трубку.
– Это вас, Марк, – сообщила она. – Собеседник представился как ваш близкий родственник по имени Курт.
Марк взял трубку и закрыл микрофон ладонью. Диалог он решил не начинать сразу. Следовало подумать хотя бы несколько секунд, успокоиться и предостеречь себя от лишних слов. Черт тебя дери, Курт, черт тебя дери, сукин ты сын, повоевать тебе захотелось, патриоту безмозглому, крутилось в башке. Сейчас я тебе все скажу, что я о тебе думаю, вшивый ты вояка.
– Ага! – подал Марк голос, когда все же приложил трубку к голове.
– Марк, дружище, как ты там, живой? – спросил бодрый голос.
– Я тебе не дружище, черт тебя побери! – не сдержал себя Марк. – Я тебя предупреждал, что на войне иногда, черт возьми, убивают. Ты хоть можешь представить, какого я здесь насмотрелся. Я своими собственными глазами видел, как мое дерьмо течет по трубам из лишней дыры в моем боку. Можешь представить, как я тебя ненавижу? Я знал, я точно знал, что, играя с огнем, обязательно обожжешься. И свою собственную шкуру не стоит доверять кому-либо, кроме себя. Моя жизнь мне принадлежит! Слышишь, мне! Я больше не хочу иметь с тобой дел. Ты подставил меня, идиот. Ты чуть не спустил под собачий хвост все мои планы. И больше не звони, обойдусь без тебя! – под конец не сдерживаясь рявкнул Марк и стукнул пальцем по клавише отбоя.