— Черт, — выругался придавленный Мэтью мужчина, и он с удивлением понял, что существо в сером спортивном костюме не кто иной, как помощник прокурора Патрисия Демминг. Это стало ясно еще до того, как она перекатилась на бок и села, сорвав с головы кепку и высвободив копну мокрых светлых волос.
— Вы? — округлила она глаза.
— Наши столкновения становятся периодическими, — сказал Мэтью.
Они, тяжело дыша, сидели посередине дорожки, друг напротив друга, почти соприкасаясь носками кроссовок.
— На этот раз ваша оплошность, — усмехнулась она.
— Вы так резко остановились!
— У меня развязался шнурок.
— Хоть бы знак какой-нибудь подали.
— Откуда же мне было знать, что кто-то бежит по моему следу, — поднимаясь, сказала она.
Мэтью тоже встал на ноги. Непревзойденный фаворит, третий участник гонок, уже обежал весь круг и на всех парах приближался к ним. Он отчаянно покраснел и тяжело дышал, внимательно слушая записи в наушниках. Он жестом пловца, делающего последний, отчаянный гребок, показал, чтобы они отошли прочь, пока он в них не врезался. Он, подобно локомотиву, взявшему направление на Албуркверке, Нью-Мехико, просвистел мимо Патрисии и Мэтью, которые, в надежде спасти свою драгоценную жизнь, прижались к перилам.
— Вы весь мокрый, — сказала Патрисия.
— Вы тоже.
— Все в точности повторяется, — добавила она.
Он вспомнил ее в красном шелковом платье, сквозь мокрую ткань которого проглядывали соски. Тогда шел проливной дождь.
— Мне кажется, я понял, почему убили Тринха, — как-то не к месту произнес он.
— Вы когда-нибудь спите? — поинтересовалась она.
— Может, обсудим этот вопрос где-нибудь в баре?
— Позволю себе отказаться, господин адвокат, — сказала она. — Рада была вас вновь увидеть. — Она хлестнула себя кепкой по бедру и легкой походкой направилась к раздевалке. Шестичасовой экспресс на Мехико был на подходе.
Мэтью подался в сторону.
Под дождем все полицейские мира похожи друг на друга. Особенно когда у их ног лежит труп. Вам не удастся увидеть их с зонтиками. Полицейский будет облачен в дождевик или в плащ, но ни один из них никогда не раскроет зонт. Восемь полицейских, кое-кто в штатском, мокли под дождем на краю канализационного канала и вглядывались в глубину, где неподвижно лежал человек.
Была пятница, девять часов вечера, уик-энд пока еще не вступил в свои права. Никто из них не ожидал в этот вечер обнаружить труп. Не так-то часто в Калузе случались убийства. Правда, с распространением крэка людей стали убивать намного чаще, тем более что крэк, позор и бедствие всей страны, быстро осваивал Америку. Множество рук тянулось разжечь огонь в трубках с кокаином, превращая страну в один сияющий миллионами огней город на холме.
Инспектор Блум в синем костюме, белой рубашке, темно-синем галстуке, помеченным горчицей, стоял на краю канала. Дождь перешел в колкую неспешную изморось. Блум стоял под дождем без пальто и шляпы. Над трупом склонился помощник медэксперта. Дно котлована было неровным, убитый лежал на боку, лицом к задней стене, спиной к дороге. Никто не спешил притрагиваться к телу. Череп убитого был проломлен. Кровавая дорожка тянулась от шоссе, блестящего от дождя, к котловану, густо окропленного кровью.
Помощник медэксперта с трудом удерживался на скользкой бугристой поверхности котлована, он несколько раз поскальзывался, пытаясь осмотреть тело. К опознанию пока не приступали, ожидая знака от врача, но тот никак не мог начать осмотр.
Купер Роулз переговорил с офицером, который первым принял сообщение дежурных об убийстве, и присоединился к остальным. Он только что вернулся из бара, в котором собирались гомосексуалисты, и где, по его сведениям, под видом бобового соуса приторговывали крэком. Одет он был соответственно: облегающие слаксы, розовый хлопчатобумажный пуловер на голое тело, на ногах у него были легкие мокасины с кисточками, в правом ухе висела золотая серьга.
— Ты сегодня потрясающе выглядишь, — поддел его Блум.
— Спасибо, — сухо откликнулся Роулз. — Парень, дежуривший в машине Джорджа, говорит, что, когда они подъехали, того автомобиля уже не было.
— Какого автомобиля?
— Владелец которого сообщил о трупе. Он просто назвал место и смылся.