— Инте-рес-но! — иронически протянул Солтан-Саид, слегка уязвленный этой пылкой отповедью. — И это все, что тебе нужно от жизни?
— А по-твоему, этого мало? — воскликнула Аня, вскочив на ноги. — Друзья, можно я буду виночерпием?
Не дожидаясь ответа, она стала разливать в бокалы красное, словно кровь, вино. Когда вино было налито, подняла свой бокал.
— У меня тост! Выпьем за самое прекрасное, что только есть на свете! Единственное в нашей жизни, что имеет хоть какой-то смысл! За любовь!.. Вы думаете, любовь — это то, что дается каждому? О нет! Любовь — удел избранных! Это особый дар! Только тот знает, что такое любовь, кто готов умереть за нее!
Она произнесла эти слова с такой убежденностью и страстью, что все притихли.
Аня первая осушила до дна свой бокал. Ажав слегка поморщилась: она терпеть не могла женщин, пьющих вино. Увидев выражение лица матери, Зумруд только слегка пригубила свой бокал и тотчас же поставила его на стол.
Но Аня ничего не замечала. Какое-то странное волнение охватило ее.
Вдруг ее словно осенило.
— Послушайте! — крикнула она. — Давайте гадать! Хотите? Я вас научу… Дайте мне какую-нибудь книгу! Все равно какую… Лучше, конечно, стихи…
Тату, улыбнувшись, подала ей томик Лермонтова.
— О! Лермонтов? Отлично! Мой любимый поэт… Ну? Кто первый?.. Что же вы молчите? Неужели никому из вас не хочется узнать свое будущее?.. А-а, испугались?.. Ну ладно, начнем с меня!..
Зажмурив глаза, она раскрыла наугад книгу. Медленно и торжественно прочитала вслух:
— Напрасно женихи толпою
Спешат сюда из дальних мест…
Немало в Грузии невест;
А мне не быть ничьей женою!..
На свете нет уж мне веселья…
Святыни миром осеня,
Пусть примет сумрачная келья,
Как гроб, заранее меня…
Аня умолкла. Все невольно притихли.
— Ну вот, — сказала она упавшим голосом. — Так я и знала…
И такая тоска прозвучала в этом ее возгласе, что даже Уллубий, не верящий ни в какие гадания, невольно вздрогнул.
— Фу ты, глупость какая! — громко сказал он, стараясь веселым тоном разрядить напряжение. — Какая чепуха! Предрассудки!..
— Нет! Не предрассудки! — упрямо покачала головой Аня. — Не спорь, я знаю: это моя судьба…
В глазах ее блеснули слезы.
— Дай-ка мне, — вдруг сказала Тату, протянув руку к отброшенной книге.
В комнате стояла тишина: игра захватила всех.
Тату проделала то же, что и Аня: зажмурилась, раскрыла книгу. Когда она подносила раскрытую книгу к глазам, на губах ее появилась насмешливая улыбка, словно говорящая, что она не придает этому гаданию ровно никакого значения. И вдруг улыбка медленно сползла с ее лица.
— Ну что?!. Что там?!. Читай! — послышались голоса.
— Не стану я это читать! — нахмурившись, сказала Тату.
— Нет уж! — крикнула Аня. — Это нечестно! Никаких тайн! Читай!
Пожав плечами, Тату прочла:
— В полдневный жар в долине Дагестана
С свищом в груди лежал недвижим я;
Глубокая еще дымилась рана,
По капле кровь сочилася моя…
- Ну, это, слава аллаху, не про тебя! — облегченно вздохнула Ажав. — Это ведь про мужчину, а не про женщину…
— Да, это не про меня, — согласилась Тату. И, помолчав, добавила: — Про меня там дальше…
— Не надо! Хватит! — крикнула Аня. Она уже жалела, что затеяла все это.
Но Тату, покачав головой, продолжала читать:
— И снился мне сияющий огнями
Вечерний пир в родимой стороне.
Меж юных жен, увенчанных цветами,
Шел разговор веселый обо мне.
Но, в разговор веселый не вступая,
Сидела там задумчиво одна,
И в грустный сон душа ее младая
Бог знает чем была погружена;
И снилась ей…
Голос ее дрогнул. Казалось, вот-вот она расплачется, захлопнет книгу и выбежит из комнаты. Но усилием воли она заставила себя дочитать до конца:
— И снилась ей долина Дагестана;
Знакомый труп лежал в долине той;
В его груди, дымясь, чернела рана,
И кровь лилась хладеющей струей.
Все сидели, словно оцепенев.