— А то, может, есть хотите? Так вы не стесняйтесь. У меня в хурджуне всегда найдется кукурузный чурек да кусок сыра. В пути ведь всякое бывает. Встретится иной раз путник голодный, угостишь его, и вроде на душе как-то легче станет…
— Спасибо, отец. Мы не голодны. Хорошо поели перед дорогой, — поблагодарил Уллубий.
Они и в самом деле перед отъездом поели на славу. Ажав уж постаралась не ударить лицом в грязь. И па-кормила их как следует, и в дорогу с собой дала всякой снеди.
Вопреки опасениям Уллубия, Ажав сравнительно легко встретила известие о его отъезде. Да оно и понятно. У нее прямо камень с души свалился, когда она узнала, что он покидает Шуру, где на каждом шагу его подстерегали враги, где за ним охотились, словно за дичью. Зато Тату огорчилась чуть не до слез.
— Я не понимаю, мама, как ты можешь так говорить! — вспыхнула она, когда Ажав возблагодарила аллаха за то, что он наконец внушил Уллубию мысль об отъезде. — Ведь тут у него все свои. А там он будет один в чужом городе. Где он будет жить?.. И потом, он нужен здесь. Ведь здесь революция!
— Тату, милая! Сейчас повсюду революция, и как раз сейчас я больше нужен там. Ведь я объяснял вам…
Да, он уже объяснял ей, и не раз, почему решил переехать в Петровск. Но ей просто не хотелось, чтобы он уезжал. Не хотелось, и все… Хотя в глубине души она, конечно, понимала, что он поступает правильно.
В последнее время Тату все больше и больше втягивалась в настоящую пропагандистскую работу: вместе с гимназическими подругами она, по заданию бюро, расклеивала листовки, читала девушкам газеты, которые приносил ей Уллубий. Особенно увлекалась она участием в драматическом кружке, созданном Темирболатом Бейбулатовым. В деятельности этого кружка принимала участие и Зумруд: она перевела на кумыкский язык чеховский водевиль «Медведь». Спектакли шли в гарнизонном клубе, а весь сбор кружковцы отдавали на нужды журнала «Танг-Чолпан».
— Тату у нас молодец! — все чаще говорил Уллубий. И не было для нее похвалы большей, чем эта.
Теперь Тату казалось, что с отъездом Уллубия она навсегда потеряет то, что обрела с его помощью. Она только-только вступила на этот путь, и ей было страшно: сможет ли она идти дальше по трудной, тернистой дороге одна, без него, без его сильной поддерживающей руки…
А Уллубий уже не обманывал себя. Он давно признался себе, что грустит и тоскует не только потому, что расстается с младшей сестренкой, с хорошим, верным товарищем по борьбе. Он знал: ему больно расставаться с девушкой, которую он любит. А то, что эта любовь была тайной, которую он не посмел бы доверить никому, даже ей, придавало его печали еще более острый и тревожный оттенок…
Пока лошади мирно похрупывали заданным кормом, друзья поднялись на горку, покрытую редким кустарником. Величественная панорама открылась отсюда их глазам. Извиваясь змеей, круто спускалась вниз дорога, построенная еще в прошлом веке военным инженером Били неким. Вдали, на горизонте, седой Каспий сливался с белесым, словно выжженным солнцем, стенным небом. Виднелись изжелта-зеленые луга и яркие островки садов. А чуть поодаль раскинулся город, называемый в народе Анджи, а официально именуемый Порт-Петровск: название это он получил в честь Петра Великого, приезжавшего сюда в 1722 году. В этом большом портовом городе им предстояло продолжать свое дело.
— Помню, как первый раз ехал с отцом по этой дороге, — сказал Гамид, когда они уселись па придорожном камне. — Тащились на арбе. Казалось, это продолжалось целую вечность. Прямо измучились, пока доехали…
— А меня везли с почетом, — откликнулся Уллубий.
Да, эту свою поездку он помнил хорошо, хотя прошло с той поры немало лет. Он был учеником Темир-Хан-Шуринского реального училища, и его, желторотого птенца, вез на фаэтоне по этой дороге их классный наставник.
Дорога им предстояла неблизкая: до Ставрополя. До Петровска на лошадях, а оттуда уже поездом. Видно, кто-то усердно хлопотал за маленького Уллубия. Шла долгая переписка. Наконец получили официальную бумагу, в которой говорилось, что Уллубий Буйнакский, сын покойного князя Даниял-бека Буйнакского, подпоручика Дагестанского полка, кавалера орденов Российской империи, имеет право на казенно-коштную вакансию. Попов, директор училища, где учился Уллубий, был рад, что сирота, оставшийся без средств к существованию, будет теперь па государственном обеспечении…
Хорошо, сидя на придорожном камне, глядеть вниз, на вьющуюся ленту дороги, и вспоминать, вспоминать… Воспоминания бегут чередой, одна картина сменяет другую. И стоят эти картины перед глазами Уллубия, словно все это было вчера, словно не минуло с тех пор долгих лет, наполненных бурными событиями…