Сельтенева единодушно поддержали. Богдасаров и его компания остались в явном меньшинстве.
Так вышло, что именно ему выпала честь провозгласить во всеуслышание, чуть ли не перед всем населением Порт-Петровска, что отныне и навсегда в Дагестане устанавливается власть Советов. Уллубий ясно понимал, что впереди еще немало суровых испытаний, грозных битв и сражений. Дорога предстояла крутая, с ухабами и обвалами. Как идти по ней, чтобы не свалиться в пропасть? А если даже и доведется упасть, как сделать так, чтобы опять встать, подняться на ноги и идти дальше, все вперед и вперед по раз и навсегда избранному пути? Какой шаг на этом пути должен быть первым? Иначе говоря, с чего начать?
Ответ пришел сразу: с людей. Надо окружить себя друзьями, верными товарищами, надежными помощниками, упорными и неутомимыми, готовыми к самопожертвованию.
Ну что ж, такие люди рядом с ним есть.
Есть Гамид, готовый в любой момент бестрепетно пойти в огонь и воду. Есть опытный, надежный, рассудительный Джалалутдин. Есть незаменимый Гарун. А Иван Котров, лихой вояка, железный, несгибаемый большевик? А любимец рабочих Ермошкин?
Надежных людей немало. С такими можно смело пускаться в самое опасное плавание.
В гостинице, пышно именуемой «Марс», помещавшейся на улице Барятинского, еще не топили. А на дворе стоял декабрь — сырой, промозглый, зябкий. Ночь напролет шел мокрый снег, похожий больше на мелкий осенний дождь. Немощеные улицы города к утру были покрыты жидкой слякотью, хлюпающей и чавкающей под ногами.
По настоянию товарищей Уллубий переехал из гостиницы в огромный дом на Бассейной. До недавнего времени в этом доме жила огромная семья князя Тарковского. Но княжеское семейство выселили, и теперь здесь разместился Ревком.
По этому поводу Уллубий даже пошутил:
— Наконец-то я восстановил свои родовые права. Как-никак мы, Буйнакские, с Тарковскими в родстве. Хоть и седьмая вода на киселе, а все же…
Уллубию отвели комнату на втором этаже. Длинный коридор отделял ее от помещения Ревкома. Комната была не очень теплая (потолки высоченные, а изразцовые печи топились еле-еле), но в ней все же было теплее и уютнее, чем в гостинице.
Переезд этот устроил Ибрагим, старый товарищ Уллубия еще по Москве, по университету. Уллубий долго уговаривал его поселиться вместе, но Ибрагим отказался наотрез. Шутил: «Мы, брат, с тобой теперь не студенты, чтобы вдвоем в одной комнате ютиться».
Ибрагим позаботился не только о жилье для Уллубия, но и о прочих бытовых удобствах. Даже о питании. Во дворе особняка жила русская женщина, звали ее Варварой. Когда-то она была в услужении у Тарковских. Ибрагим договорился, чтобы она всячески опекала Уллубия, готовила ему, стирала и вообще стала для него, как он выразился, «четвертой матерью».
— Я знаю, ты не любитель чая, — заботливо говорил он Уллубию, — но хочешь ты этого или нет, а придется тебе теперь приохотиться к чаепитию. В такую холодину это единственное спасение. Тетя Варя получила от меня уже на этот счет все необходимые распоряжения. Горячий самовар всегда будет к твоим услугам.
— Вот чудак, — усмехнулся Уллубий. — Если уж за годы московской жизни ты не смог приучить меня к чаю, так теперь…
Этот полушутливый разговор внезапно был прерван тревожным стуком в дверь.
— Войдите! — сказал Уллубий.
Дверь распахнулась, и в комнату быстро вошла, чуть ли не вбежала Оля, семнадцатилетняя дочка тети Вари, — тоненькая, стройная девушка в длинном, узком, в талию пальто, с растрепанными, мокрыми от дождя волосами.
— Товарищ Ревком! Товарищ Буйнакский! — От волнения она не могла больше выговорить ни слова.
— Успокойся, Оля! Что-нибудь случилось?
— Случилось, да. Убили человека… солдата…
— Постой, постой! Какого солдата? Кто убил?
Из ее сбивчивого, взволнованного рассказа Уллубий и Ибрагим поняли, что какая-то заваруха произошла в расположении воинской части. Там сейчас Джалалутдин, который, случайно увидев в толпе Олю, просил ее срочно разыскать кого-нибудь из Ревкома, лучше всего самого Буйнакского, и попросить его немедленно прибыть на место происшествия. Что именно там произошло, Оля объяснить не могла. Сказала только, что в скандале замешан какой-то здоровенный детина, с головы до ног увешанный бомбами, саблями, пистолетами, пулеметными лентами. Уллубий и Ибрагим сразу сообразили, что речь идет о дяде Косте.