— Про газават? — понимающе усмехнулся Магомед-Мирза. — Пригнали сюда десятитысячную толпу темных, обманутых, несчастных людей, словно стадо баранов! Но самое поразительное, что с ними этот трус и негодяй Куваршалов…
— Постой, но ведь они хвастались, что собирают регулярную армию. А это… Какая же это армия? Самая настоящая банда… Все ломают, грабят, жгут! Ты видел, что творится в городе? — волновался Абдурахман.
— Гоцинский торжественно объявил на весь Дагестан, что во имя святой цели он разрешает участникам газавата открытый грабеж во всех большевистских городах, которые им удастся занять, — объяснил Магомед-Мирза. — Погоди, они еще и убивать будут. В их воззвании так прямо и говорится, что большевик хуже всякого гяура. Убить одного большевика — все равно что убить сорок гяуров в открытом бою. Кто убьет большевика, тому прямая дорога в рай.
— Так вот, значит, куда они все так спешат! — засмеялся Абдурахман.
— Да нет, ты не смейся. Тут ведь не только эта темная толпа фанатиков. Самое печальное, что у них действительно есть армия. Да, да, представь себе! Настоящая армия, хорошо обученная и вооруженная до зубов.
— Я не видел, — пожал плечами Абдурахман.
— Немудрено, что не видел. Весь горизонт заслонили эти оборванцы, болтающиеся по городу. А войска тихо сидят в казармах, в полной боевой готовности. Полковник Алиханов отдал им почти все вооружение Хунзахской крепости. Сегодня днем в джума-мечети Гоцинского вновь объявили имамом. Теперь его мюриды орут на всех перекрестках, что всем, кто не признает законного имама, — голову долой. Вот так-то, брат! А поскольку у каждого из нас только одна голова… Сам понимаешь!
— Что же делать?
— Завтра открывается съезд[25]. Борьба будет не на жизнь, а на смерть. Трудно сказать, чем все это кончится. Председатель исполкома Темирханов готов прохвосту Гоцинскому руки целовать. Лично у меня вся надежда на Буйнакского. Кстати, ты не в курсе? Как там у него?
— У него дела неплохи, — сказал Абдурахман. — Недавно к нам приезжал Гамид. Они успели сколотить там довольно крепкий военный кулак. Интернациональный полк да еще отряд Красной гвардии.
— Послушай, — сказал Магомед-Мирза, — А ты не мог бы поехать туда, к нему? Теперь вся надежда на него.
— Конечно могу. Если надо…
— Надо, — прервал Хизроев. — Очень надо. Махач и Коркмасов уже приехали. Мы как раз об этом говорили. Думали, гадали: кого бы послать? Обо всем договоримся.
Он встал, надел тужурку с инженерскими петличками, фуражку. Привычным жестом опустил в карман пистолет.
— Мирза, умоляю! — сказала Разият, тревожно глядя в глаза мужу и заботливо поправляя воротник его рубашки. — Будь осторожен.
— Ну вот еще! Нам ведь не впервой! Случалось бывать и в более опасных переделках. — Он ласково похлопал жену по плечу и обернулся к Абдурахману: — Пошли?
Приехав в Петровск, Абдурахман сразу кинулся в Ревком, чтобы как можно скорее встретиться с Уллубием. Ему сказали, что товарища Буйнакского увидеть нельзя, сейчас идет экстренное заседание Ревкома. Осторожно, стараясь не скрипнуть дверью, Абдурахман заглянул в зал заседания. И сразу увидел Уллубия: тот стоял в своей обычной, такой знакомой позе, заложив за борт френча большой палец правой руки, и говорил, как всегда, не повышая голоса, словно размышлял вслух;
— Пока сведения о событиях у нас самые смутные. Но и того, что мы знаем наверняка, более чем достаточно. Угроза весьма серьезная. Как вы знаете, мы давно ждали этого момента, давно к нему готовились. Хотелось бы как можно яснее представить себе позицию Шуринского исполкома. Будет ли исполком мириться с этим организованным грабежом мирного городского населения?.. Короче говоря, нам сейчас нужна срочная достоверная информация о том, что происходит в Шуре…
Абдурахман понял, что явился как нельзя более кстати. Он сделал шаг вперед и, сняв папаху, замер в дверях, словно часовой на посту. Все оглянулись на скрип отворившейся двери.
— Абдурахман! — радостно вскрикнул Уллубий, мгновенно прервав свой доклад.
— Ассалам алейкум! — вырвалось у Абдурахмана. Мелькнула мысль, что здесь, наверное, больше русских. К тому же это не очар, а официальное совещание. Так что, может быть, не очень-то уместным было это привычное дагестанское приветствие?
— Салам! Салаж! — приветствовал его Уллубий. — Что же ты там стоишь? А ну-ка, иди сюда.
Красный от смущения — он не привык быть в центре внимания у такого количества людей, — Абдурахман прошел через весь зал и подошел к Уллубию. Они обменялись дружеским рукопожатием.