Первый Дагестанский кавалерийский полк в полном составе перешел на сторону большевиков. В боевом строю он вышел вместе с населением города под красными флагами встречать входящий в город красногвардейский отряд. Полковой оркестр играл «Марсельезу».
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
К подъезду двухэтажного дома подкатила щеголеватая, пахнущая краской линейка на дутых шинах, запряженная парой ухоженных, сытых коней. Этот нарядный экипаж предназначался для председателя Порт-Петровского исполкома.
В тот майский день, когда Уллубий прибыл в Темир-Хан-Шуру с отрядом астраханцев, в бывшем губернаторском доме состоялась конференция представителей народа, избравшая областной Военно-революционный комитет. Председателем его по предложению Уллубия был единодушно выбран Джелал-Этдин Коркмасов. Порт-Петровский ревком был упразднен. А вскоре в Петровске прошли выборы в Советы, и Уллубий стал председателем исполкома Петровского совдепа.
Со скрипом отворилась тяжелая дверь, и из подъезда вышла группа людей. Впереди быстро шагал Уллубий. Его трудно было узнать: в нем не осталось почти ничего от прежнего, привычного облика — то ли комиссара, то ли вечного студента. Куда только подевались студенческая тужурка, фуражка с блестящим козырьком, краги… На голове красовалась черная каракулевая папаха с белым верхом, тело плотно обтягивала черкеска из серого сукна с газырями, на поясе висел маленький кинжал с белой костяной рукояткой. Это классическое кавказское одеяние завершали сапоги со шпорами. Лишь всегдашнее неразлучное пенсне напоминало о прежнем Уллубии Буйнакском, не слишком гармонируя с традиционным нарядом горца.
— Ну как? Гожусь я в джигиты? — улыбаясь, обернулся Уллубий к товарищам.
— Джигит! Заправский джигит! — отозвались они.
— А это что? — удивился он, увидев линейку и суетящегося около нее молодого возницу. — Для кого это?
— Для вас, товарищ Исполком! — улыбаясь, ответил возница.
— А остальные как же?
— Остальные верхом, — ответил Джалалутдин: он тоже был здесь и тоже, как и Уллубий, был одет в национальный кавказский костюм.
Только теперь Уллубий увидел, что на другой стороне улицы, фыркая и отмахиваясь хвостами от надоедливых летних мух, стояли привязанные к дереву четыре оседланные лошади, навьюченные туго свернутыми черными бурками и плотно набитыми хурджинами. К их седлам были приторочены винтовки.
— Это кто же так решил? — усмехнулся Уллубий. — По-моему, вы меня с кем-то спутали, друзья! С губернатором… или с князем Тарковским… Ну-ка, оседлайте мне коня!.. А где бойцы, которые поедут с нами?
Джалалутдин кивнул на стоявших около оседланных коней красноармейцев.
— Пусть тоже переоденутся в национальную одежду, — распорядился Уллубий.
Спустя несколько минут шестеро всадников уже сидели в седлах. Когда они выехали из города, солнце стояло довольно высоко. Июньский день обещал быть жарким. На чистом, прозрачном небе — ни облачка. На лугах и на склонах гор трава пожухла от знойных лучей. В такую, тихую, на редкость безветренную погоду громко звучат голоса кузнечиков и прочих насекомых, снующих в пожелтевшей выгоревшей траве. Сливаясь в единый, слаженный тысячетрубный оркестр, висят беспрерывным гулом в знойном воздухе. И справа и слева от пыльной дороги, по которой скакали всадники, были видны группы крестьян, занятых уборкой хлебов…
Из всех проблем, вставших во весь рост перед повой властью, самой жгучей, жизненно важной, требующей немедленного разрешения была продовольственная проблема.
Голод стучал в окна и двери домов. Враг вывез едва ли не все продовольствие, какое было в городе. Купцы и богачи прятали хлеб: они готовы были сгноить зерно в своих закромах, только бы оно не досталось ненавистной власти гяуров-большевиков.
Жизнь города сейчас целиком зависела от того, какой урожай соберут крестьяне прилегающих к Петровску аулов. А ведь Уллубий теперь не мог думать только об одном Петровске. Его тревожило продовольственное положение всего Дагестана. Да и не только Дагестана: Виктор Нанейшвили — член Кавказского комитета партии, старый большевик, присланный недавно из Баку в качестве чрезвычайного комиссара Дагестана, рассказал о тяжелейшем продовольственном положении бакинцев. И вот мозг Уллубия точит, сверлит мысль: нельзя ли помочь и бакинцам?
— Как думаешь, Джалалутдин? — спросил он, не сомневаясь, что друг думает о том же. — Сможем мы отгрузить в Баку хотя бы один эшелон?