— Уверен, что сможем, — ответил Джалалутдин. — Мы с Оскановым уже прикидывали. Урожай в этом году, судя по всему, будет отменный…
Осканов — комиссар по продовольствию. Он человек дотошный, учитывающий каждый золотник зерна. Если уж он считает, что можно будет отгрузить бакинцам целый эшелон, значит, это дело верное.
Уллубий давно собирался поехать в аулы, прилегающие к Петровску.
— Замкнулись мы тут у себя, — говорил он друзьям. — Хочется своими глазами увидеть, как живут крестьяне. Поговорить с ними. Ведь именно там, в аулах, сейчас происходит самое важное для нас: там зреет хлеб… Надо без потерь убрать урожай…
Солнце уже клонилось к закату, позади было не менее пятидесяти верст пути, когда перед всадниками показался аул, дома которого, словно птичьи гнезда, лепились по крутому склону горы. Зеленый лесистый склон этот выделялся на фоне голых скалистых гор, окружающих его, словно цветущий оазис посреди пустыни.
Ветер донес до слуха певучий голос муэдзина[26], извещавшего верующих о том, что наступило время третьего по счету намаза[27].
Джалалутдин глянул искоса на задумавшегося Уллубия, хотел спросить его о чем-то, но раздумал, промолчал.
Да и о чем тут было спрашивать? И без того ясно, какие чувства владели душой его товарища в этот миг. Ведь этот аул — он назывался Уллу-Бойнак — был родным аулом Уллубия. Здесь он родился двадцать восемь лет тому назад, здесь стоял дом его отца. Даже фамилия, которую носит председатель Петровского исполкома, и та происхождением своим обязана названию этого аула.
Когда они подъехали к аулу, Уллубий вдруг сказал:
— Очевидно, это было здесь. На этом самом месте…
— О чем это ты? — не понял Джалалутдин.
— Я говорю, что, наверное, вот тут и происходили те скачки и джигитовка…
— Когда?
— Да лет сто, наверное, тому назад. Ты «Аммалат-бек» читал?
— Нет, — ответил Джалалутдин. — Не слышал даже. А что это такое?
— Это книга. Замечательная книга. В ней рассказывается о событиях, которые произошли в этом ауле давным-давно.
— Какой-нибудь ученый хаджи написал? — спросил Джалалутдин.
— Да нет, русский. Бестужев-Марлинский звали его. Жил здесь, в Дербенте. Его царь сюда сослал.
— За что?
— Декабрист был.
Джалалутдин с жадным интересом ловил каждое слово Уллубия: он только сейчас впервые узнал о том, что русские писатели еще в прошлом веке писали книги о его родном Дагестане.
Тем временем всадники чинно, по два в ряд, въехали на очар около мечети в тот самый момент, когда молящиеся стали расходиться после намаза; сошли с коней.
— Ассалам алейкум! — поздоровались они первыми, как и подобает гостям.
— Ва-алейкум салам! — ответили мужчины, сидевшие на длинном кривом бревне около мечети, и приподнялись навстречу: видно, узнали Уллубия. Выходящие из мечети тоже подошли поближе.
Начались вежливые неспешные расспросы о здоровье, о житье-бытье. Вести такой долгий разговор на ходу было неудобно, пришлось присесть. Народу становилось все больше, и скоро на очаре собралась довольно большая толпа. Даже с крыш с любопытством смотрели на приезжих женщины в длинных платьях, в платках, надвинутых до самых бровей. Всем было интересно собственными глазами поглядеть на уроженца их аула Уллубия Буйнакского, последнего отпрыска местных беков Буйнакских, который стал, как слышно, большим человеком, ученым алимом, главным большевиком в Дагестане, разгромил знаменитого имама Гоцинского и выгнал его войско из Темир-Хан-Шуры.
Про этого удивительного человека рассказывали всякое. Говорили, что он отбирает земли у богачей и раздает их беднякам. Отбирает у богатеев отары овец и тоже делит их на всех поровну. Говорили также, что он собирается закрыть все мечети, а тех, кто будет молиться, прикажет арестовать и сослать в холодную Сибирь. Говорили, что у всех дагестанцев отберут жен и насильно отправят их работать на рыбные промыслы. А мечеть взорвут бомбами, специально привезенными из России. Говорили даже, что он, Уллубий, нарочно позвал в Дагестан русских, чтобы всех мусульман превратить в гяуров. А тех, кто не захочет стать гяурами, будут расстреливать… Чего только не говорили!..
И вдруг — первая неожиданность. Этот страшный человек, этот самый главный большевик явился к ним сюда в национальной дагестанской одежде. Да и все, кто при ехал с ним вместе, тоже самые обыкновенные дагестанцы. Решительно ничего гяурского в них нет…
— Мы не помешали вашей молитве? — спросил Уллубий, видя, что все молчат и выжидающе глядят на него.
26
Муэдзин — служитель при мечети, возглашающий с высоты минарета часы установленных молитв.