По толпе, словно ветер, прошелестел шепот изумления. Наконец один из стариков рискнул ответить.
— Ты спрашиваешь нас о нашей молитве, сынок? — спросил он, старательно подыскивая слова. — А мы тут решили было, что ты явился, чтобы запретить нам молиться, а мечеть нашу сломать…
— Зачем сломать? — удивился Уллубий.
— Да вот, говорят, что вы, большевики, первым делом ломаете все мечети.
— И вы верите таким разговорам?
— Да как же не верить, сынок! Почтенные люди говорили…
Аксакал прикусил язык, как видно, не желая называть тех, от кого пошли эти слухи.
— Очень вас просим, аксакалы, — почтительно попросил Уллубий. — Покажите нам тех, кто сказал вам такую чушь. Хоть одного из них покажите!
Толпа на очаре зашумела. Все разводили руками, пожимали плечами, издавая неопределенные междометия, но никто никого так и не назвал.
В это время из мечети вышли двое стариков с посохами, в долгополых одеждах, в высоких овчинных папахах. Папаха одного из них была украшена белой чалмой.
Толпа почтительно расступилась.
— Это мулла. А вот тот — кадий, — шепнул Уллубию на ухо один из молодых жителей аула.
Мулла и кадий хотели пройти мимо, но Уллубий встал, шагнул им навстречу и вежливо поздоровался:
— Ассалам алейкум!
Старики оказались в неловком положении. Согласно обычаю, они, проходя мимо сидящих, должны были поздороваться первыми.
Смущенно ответив на приветствие, они хотели продолжать свой путь, но Уллубий задержал их.
— Почтенные аксакалы! — обратился он к ним. — Мы путники. Пришли сюда с просьбой к джамаату. Просим, помогите и вы нам тоже, и да исполнит аллах все ваши желания!
— Чем же мы можем тебе помочь, сынок? — спросил старик в чалме, пристально глядя на Уллубия, словно предчувствуя какой-то подвох.
— Присядьте, пожалуйста, почтенный кадий, — пригласил Уллубий. — Сейчас я вам все объясню.
Старики сели. Толпа, затаив дыхание, молчала.
— Джамаат! Дорогие братья! — начал Уллубий. — Все вы, наверное, слышали, что по законам новой власти земли, кутаны, фабрики, которые раньше принадлежали богачам, будут отняты у них и переданы трудовому народу. Я спрашиваю вас, джамаат, хотите вы этого или нет?
Раздались бурные возгласы одобрения.
Переждав, пока шум стихнет, Уллубий продолжал:
— Богатеи и все те, кому была дорога прежняя власть, хорошо знают, что бедный люд не пойдет против этой программы. И вот они стали нарочно распускать слухи, будто мы, большевики, запретим верующим молиться. Будто мы собираемся превратить всех мусульман в гяуров…
Уллубий понимал, что нет никакой нужды называть тех, кто распускает лживые слухи, поскольку они сидели сейчас рядом с ним. Собравшиеся на очаре тоже это понимали. И уж конечно понимали это и сами неназванные «виновники торжества» — кадий и мулла. Понимали и потому сидели сейчас перед народом, опустив головы, словно подсудимые перед судьями.
— От имени Советской власти, от лица всех большевиков я клятвенно заверяю вас, что никому не будет запрещено молиться, соблюдать уразу[28]. Это личное дело каждого. А если кто попытается уверить вас, будто большевики собираются разрушить мечети и отменить ислам и шариат, так знайте: он лжет. Лжет подло, сознательно, нарочно, чтобы натравить вас на тех, кто желает вам только добра!
Площадь в это время была уже вся запружена народом. Речь Уллубия слушали, жадно впитывая каждое слово.
— Вы знаете, — продолжал Уллубий, — что я не чужой здесь. Я ваш земляк, родился вон там… — Он махнул рукой в сторону отцовского дома, на склоне горы. — И не затем я приехал сюда, чтобы обманывать вас, своих земляков! Вот и скажите теперь, верите вы мне или пет? Если верите, значит, с этим вопросом покончено. Ну а если не верите… — Он улыбнулся. — Если не верите, еще будем разговаривать…
Кадий и мулла молча побрели домой.
— Верим! — закричали в толпе. — Верим!
Все уже было говорено-переговорено, но люди долго еще не хотели расходиться. Обступив гостей, они наперебой засыпали их вопросами, приглашали в дома, уговаривали заночевать.
Оставаться ночевать им было не с руки: они хотели еще засветло успеть добраться до соседнего аула. Но Уллубий не мог уехать, не побывав в доме, где родился. В сопровождении толпы аульчан они стали взбираться по крутой тропинке. И вот, как на ладони, открылся перед ним этот маленький двухэтажный дом. То есть это теперь он показался ему маленьким, а тогда, в пору, когда он мальчонкой приезжал сюда на побывку к тете, дом казался ему огромным.
28
Ураза — предписываемое религией воздержание от принятия пищи в дневное время в течение месяца.